Воевода

– Пока мы не трогаем Василия, он не полезет в Заозерье, – ответил Егор. – Нечего медведя попусту дразнить, а то как бы бока не наломал. Коли вместо письма дружину сюда пришлет, что тогда?

– Все едино пришлет. Софья упрямая, своего добьется. А коли забудет, так Нифонтка поганый напомнит.

– В этом деле лучше поздно, чем рано. На ближайший год вроде как отбрехались, а там посмотрим. Может, чего и переменится?

– Тебе что, плевать, что княгиня Софья меня словами погаными поносит и ровно кошку шкодливую носом в схиму тыкает?! – поднялась на локтях княгиня. – Плевать, что выродок поганый на стол наш зарится и от великого князя поддержку в том имеет?!

– Не наплевать. Но только крестьяне тут совершенно ни при чем! Пахарей ради пустого баловства резать не стану.

– Смерды ратников и слуг боярских кормят, на них вся сила княжеская держится! Каждая деревня сожженная – Василию разор.

– Мужики и бабы, дети их в деревнях этих не меньше нас с тобой жить хотят. И их кровь за просто так я проливать не стану!

Елена недовольно фыркнула и, резко скатившись к стене, накрылась одеялом с головой.

К разговорам о набегах на окраины Московского княжества Елена больше не возвращалась, и хотя время от времени начинала обиженно поджимать губы – за всю рождественскую неделю о Софье и Москве не вспомнила ни разу.

Однако праздники кончились, настало пятнадцатое января, лихоманков день, когда по многовековому обычаю по всей Руси крестьяне чистили курятники и заговаривали у ворожей лихоманку – причащаясь опосля от греха в церкви.

Ватажники, жизнь и судьба которых более иных смертных зависела от слепой удачи, были и суеверны более других – а потому заговоры и языческие обряды исполнили в точности. И в курятниках поработать не побрезговали, и нашептывания от болезней выслушали со всем смирением, послушно глотая медовые шарики с медвежьей желчью и подставляя бритые головы для помазывания тертой охрой. Отдарив знахарку серебром, воины потащили полученные обереги в церковь Успения Святой Богородицы.

Егор был уверен, что священник прямо на пороге предаст их всех анафеме за впадение в язычество – но не тут-то было! И исповедь ото всех выслушал, и «кровью с плотью Христовой» причастил, и обереги благословил без малейшего колебания[4 - Вопреки слухам о решительной замене язычества христианством еще князем Владимиром, новая и старая религии надолго составили вполне мирный симбиоз, при котором обряды свадеб или отпеваний священники и волхвы проводили вместе, языческие праздники получали христианское освящение, многие нательные амулеты вплоть до XVIII века имели на себе с одной стороны христианский крест, с другой – змеевик солнцеликого Хорса. Причем симбиоз сохранялся не только на бытовом уровне. В XVII веке святые отцы поместили языческий змеевик на иконостас Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры – и глазом не моргнули.]. Без благословения остался только князь, не решившийся тащить колдовской амулет в христианский храм.

Завершив обряды, ватажники отправились на берег озера, развели костер и стали проверять обереги на надежность. Ведь хорошее чародейство даже дым от человека отводит, коли заговоренный в его клубы у костра встанет.

Пустив по кругу несколько мехов с вином, ватажники подбрасывали в пламя охапки сырой травы, нарытой из-под снега здесь же, по очереди выскакивали в темные плотные струи, а когда те уходили в сторону – под всеобщее ликование возвращались к друзьям, хватались за бурдюки, спешно заливая хмелем пережитый страх.

Погода для гадания задалась самая что ни на есть удачная – со слабым переменчивым ветром и ясным небом. Дым постоянно метался из стороны в сторону и в своей защите от болезней и гнилых ранений на весь будущий год остались уверены практически все.

– А ты, атаман, чего медлишь? – вернувшись от костра, подначил Егора Федька. – Давай, иди. Узнай, чего с тобою в будущем будет.

– Атаман! Атаман! Дайте дым для атамана! – подхватили его призыв и остальные ватажники. Кто-то, подскочив к костру, щедро швырнул в огонь остатки надранной окрест травы.

– Про будущее я и так все знаю, – попытался отмахнуться Егор, но к костру все-таки подошел. Не потому, что верил в гадание – а просто чтобы не разочаровывать своих бойцов. И правильно сделал: ветер внезапно стих, и дым, словно испугавшись подошедшего человека, устремился, аки по отвесу, вертикально вверх.

– Любо атаману! – восторженно заорали ватажники. – Любо атаману! Слава!

Мехи снова пошли по кругу, чтобы почти сразу окончательно опустеть. Забросав костер снегом, хмельные и довольные ватажники отправились на княжий двор, чтобы в жарко натопленном дворце припасть к обильному угощению. Проголодавшиеся мужчины торопливо рассаживались за столами, нарезали хлеб, тянулись к жареной рыбе и бочонкам с пивом, в которых плавали вместительные ковши.

Когда пир уже вовсю разгорелся, в зал неожиданно вошла княгиня Елена в сопровождении двух дворовых девок, направилась во главу стола, троекратно расцеловалась с мужем, уселась на свое место по левую руку, придвинула к себе серебряный кубок. Егор, не дожидаясь, пока подбежит слуга, сам налил ей душистого смородинного вина.

– Ваше здоровье, храбрые воины! – произнесла княгиня. – Пусть руки ваши всегда будут крепкими, глаз зорким, мечи острыми, и пусть трепещет всякий, кто окажется на вашем пути! За вас, непобедимые витязи!

– За нас! За мечи! За храбрость! – и без того хмельные ватажники потянулись к качающимся в пене ковшам. – За атаманшу! Любо Елене! Слава!

Сама княгиня отпила совсем немного, цепким взглядом оглядывая собравшихся. Выждала, давая воинам выпить и немного закусить, и неожиданно громко спросила:

– Как прошло гадание, витязи? Будет ли с вами удача в грядущее лето[5 - В устах человека XV века «лето» означало не только летний сезон, но и заменяло слово «год».], будет ли с вами сила? Готовы ли вы одолеть любого ворога, что покусится на честь вашу?

– Одолеем всех! Пусть только появятся! Только покажи! – с готовностью взревели сразу многие ватажники, снова потянувшись к ковшам: – Никого не страшись, атаманша! С нами не пропадешь! Любо Елене!

Егор насторожился: он пока не понимал, чего это затеяла жена на сей раз, но ничего хорошего не ждал. Говорить с ватагой через его голову – это было не к добру. Впрочем, внутреннее щемящее чувство Вожникова, предупреждающее об опасности, молчало. А значит – большой катастрофы не случится.

– Знаете вы все, други, – продолжала княгиня, – как недавно гонцы к нам из Москвы приезжали. Не поленился князь Василий вестников послать, нарочно для того, чтобы оскорбить нас с князем Егором как можно сильнее, чтобы словами мерзкими поносить, унизить, угрозами на колени поставить…

– У-у-у… – угрожающе загудели ватажники.

– Рада вам сказать, храбрые витязи, что муж мой твердою рукою решил покарать Василия за кичливость его! Ныне намерен он повести вас на земли московские, деревни и усадьбы тамошние разорить, девок в полон забрать, дома пожечь, серебро себе отобрать. Хватит ли у вас храбрости, други, наказать московитов, отучить их от зазнайства и грубости?!

– Ура-а-а!!! – восторженно взревели ватажники. – Накажем московских! Оттянем Василию нос до подбородка! В поход! В поход! На московитов!

Довольная собой Елена откинулась в кресле и с наслаждением, меленькими глоточками осушила кубок до дна.

– Вот ведь зараза, – только и выдохнул Егор. Правда, совсем тихо.

Момент для своего призыва княгиня выбрала донельзя лучше. Настроение после удачного гадания у ватажников было лучше некуда. Заскучав сидеть без дела, они рвались в поход, как просится наружу застоявшийся в стойле жеребец, а набег на беззащитные окраинные деревни и усадьбы близкого соседа никакой опасности не предвещал. Да еще и повод для грабежа выходил вполне даже благородный: московский князь их атамана оскорбил. Надобно отквитаться.

Скажи сейчас Егор, что никакого похода не будет – ватажники его просто не поймут. Ушам своим не поверят. А упрется – вполне способны другого атамана себе выкликнуть и сами в набег на Московское княжество уйти. Ватага – это ведь не дружина. Для вольных охотников приказ – не закон, а повод проявить уважение. Потеряешь уважение – и приказы твои моментально в пустой звук обратятся.

Князь Заозерский поднялся, поднял свой кубок, большими глотками выпил вино и резко, с грохотом, поставил на стол:

– Десять дней на сборы! Мешки походные проверить, оружие наточить, одежду теплую приготовить, броню, у кого есть, перебрать. Через десять дней выступаем. С богом!

– Любо атаману! – вскочили со своих мест радостные ватажники. – Слава! Любо! В поход, в поход, в поход!!!

У Елены, не ожидавшей столь быстрого и легкого успеха, брови изумленно поползли вверх. Она опустила руку, торопливо нащупала ладонь мужа, крепко ее пожала:

– Ты ведь не сердишься на меня, милый?

– Нет, что ты, любовь моя, – искренне улыбнулся в ответ Егор. – Ради тебя я готов на все, что угодно.

– Тогда пойдем? Я докажу, что ради тебя тоже готова на все. Вот увидишь, эти десять дней станут самыми сладкими во всей твоей жизни…

Хлопотливыми сборы в поход оказались только для Михайлы Острожца.

Ватажники, не владеющие ничем, кроме меча и топорика, много времени на перекладывание своего добра не потратили. Проверили, на месте ли фляги, подстилки да небольшой припас вяленого мяса на черный день; ножи да ремни, с помощью которых можно смастерить щит из любого чурбака, осмотрели одежду и обувь, заштопав прохудившуюся либо купив новую, постирали лишний раз портянки, приготовили чистую рубаху, чтобы надеть перед боем. День прошел – и готовы выступать.

Чуть больше сил ушло на приготовления у Егора. Князь Заозерский, забравший у кузнеца Кривобока неведомый груз, запрятанный под толстыми рогожами, долго колдовал над ним в одиночестве, заливая что-то воском, добавляя, примеряя и заматывая, прежде чем самолично отнес странный припас в новенькие сани с широкими полозьями.

Купцу же пришлось позаботиться и о снеди для всех на время пути, и о палатках на случай непогоды, и о том, как доставить до цели мешки самих ватажников, и о том, чем кормить лошадей, которые потянут весь этот скарб. А также о телегах, что повезут фураж для самих лошадок.

Подготовка каравана – трудность немалая, не всякому по плечу и по карману. Тут дело такое, что ошибешься немного с расчетами по времени или провизии, попадешь вдобавок в нежданную бурю на несколько дней – и все, пропал безвестно. Только косточки твои другие путники разглядывать будут, мимо по своим делам проходя.

И все же задолго до рассвета двадцать пятого января одетые во все чистое ватажники, уже уложившие свои вещи на сани и подводы, заполонили оба здешних храма: и церковь Успения с чешуйчатой луковкой, и островерхую Фрола и Лавра. Егор с супругой отстояли заутреню в последней, причастились, вышли на воздух и здесь, на просторной паперти, князь торжественно распрощался с женой, троекратно расцеловав в обе щеки.

– Ты береги себя, любый мой, – неожиданно всплакнула Елена и торопливо закрыла лицо платком. – Возвращайся скорее, Егорушка. Я ждать буду.

– Вернусь, – решительно ответил князь, мысленно уже находившийся далеко в пути, и сбежал по ступеням на мерзлую землю. – Что говорить положено в таких случаях? По коням? Вперед, мужики! Отчаливай!