Земля мертвых

– Седлай своего гнедого, Феофан, – распорядился Зализа, спрыгивая на землю, – поехали.

Пока рыжий засечник собирался в дорогу, остальные немного размяли ноги, позволив лошадям пощипать травку, а затем все вместе устремились по ведущей к Неве неизменно влажной тропе. Верст через пять ручей, ставший немного шире, пришлось пересечь в обратном направлении, перевалить череду поросших низким ивняком холмов. Под копытами больше не чавкало, кустарник сменился березовыми рощами, перемежающимися с небольшими прогалинами. Широкой рысью отряд преодолел последние версты и вышел к Неве точно у устья Ижоры.

Василий Дворкин, так же, как и его напарник, предоставил коней самим себе, и валялся на невысоком берегу среди коричневатых колосков спелой травы. Он настолько расслабился, что скинул не только шлем, но и куяк.

Обернувшись на топот, он выплюнул недожеванную травинку и, недовольно морщась, поднялся.

– Пару часов назад они мимо прошли, Степан. Тринадцать голов, все при доспехах, две пищали. Кто такие, непонятно. То ли чудь, то ли жмудины, то ли свены. На литовцев.[70 - Литва – так в средние века называли современную Белоруссию.] озорующих непохожи – драные какие-то, нечесаные. Для корсаров ганзейских струг маловат. В Ладогу не войдут, новгородцы с Орехового острова их сразу на дно пустят. Мачта, опять же, съемная. Думаю, хотят они вверх по реке какой подняться, да селения встречные обхапать[71 - Обхапать – ограбить.] Ижору мимо прошли, дальше двинулись.

– Проводник был?

– На местных никто не похож, – покачал головой Василий. – Дайте коням отдохнуть, запарили совсем. Далеко против течения не уйдут.

Зализа послушно спустился с седла, мысленно гадая, куда сунется очередная шайка из разбойничьих западных земель. Выше по течению в Неву впадала Тесна. Речушка широкая, глубокая, для кораблевождения удобная. Но вот течет она через такие топи, что вода в ней черная, как деготь. Первая деревня на ней – аж в уделе боярина Харитона, и так далеко незваным гостям не подняться, терпения не хватит. Хорошо бы шайку понесло туда – тогда их можно просто подождать, а как покатятся вниз по течению, встретить острыми стрелами. Кто-то из татей, может, и уцелеет, но больше на порубежье не появится. Но если их понесет на Мгу… Тогда лихих людей надо ловить на ночлеге и брать на копье…

– Эх, пик-то с собой нет! – хлопнул себя по батарлыгу Зализа.

– Ништо, конями стопчем, – прижался лицом к морде своего гнедого Феофан. – Их всего чуть больше десятка.

– Ладно, седлай заводных, – решил опричник. – Скачем следом.

Река Ижора при впадении в Неву расширялась почти вдвое, но мелела раз в пять. По податливому песку, уложенному течением в длинные продольные волны, пятеро конников перебрались через нее и пустили коней в намет. Горловину Ижоры от Тесны отделяло всего шесть верст лесной тропы, ведущей по сухому, но изрытому оврагами берегу. Это заняло всего полтора часа пути – но к этому времени к невским берегам подкрались сумерки, медленно скрадывая дневной свет. Как ни хотелось Зализе продолжать погоню, но пришлось разрешить привал. Засечники расседлали коней, насыпали им в торбы ячменя, под склоном взгорка – чтобы не увидели с воды – развели костер.

Зализа стал разбирать свой мешок и обнаружил переложенных крапивой копченых лещей. Рыба пришлась как нельзя кстати – не пришлось тратить лишнего времени на жарку-варку. Лещей поделили на всех, запили яблочной ухой и, распределив очередь сторожи, улеглись спать.

Перед рассветом, в самые студеные минуты ночи и в пору самых сладких снов Зализу растолкал Осип, на этот раз одетый в толстый стеганный тегиляй.[72 - Тегиляй – одежда в виде кафтана с короткими рукавами и с высоким стоячим воротником, подбитая ватою или пенькой и многократно насквозь простеганная. Тегиляй обладал достаточными защитными качествами и носился вместо доспехов небогатыми ратниками. В этом случае тегиляй делался из толстой материи и по груди мог обшиваться металлическими пластинками. Из шлемов тегиляю соответствовала «шапка бумажная», которая делалась на вате из сукна и шелковых тканей и иногда усиливалась кольчужной сетью, помещенной в подкладку. Иногда шапка снабжалась железным наносьем.]

– Сеча, кажись, идет, воевода!

– Да ты чего? – оглядел безмятежно спящих товарищей опричник. – Где?

– Слушайте… – приподнял палец засечник.

Ночной воздух донес хлопки, похожие на очень далекие выстрелы из пищали, чьи-то более близкие крики.

– Может, струг какой на свенов наскочил?

– Ночью?

Послышались новые хлопки, и зализа решительно вскочил:

– Поднимай всех, седлаем коней. Может, на привале тати кого застали.

Воины действовали с привычной быстротой. Не прошло и получаса, как они переправились через глубокую холодную Тесну, доходящую коням выше стремян, и наметом помчались вперед. Там в чистой небо поднимался столб дыма, и теперь стало совершенно ясно – приблудившаяся из западных земель шайка жгла какую-то деревню. Отдохнувшие лошади шли ходко и скоро стало ясно, что дым поднимается где-то довольно далеко до Мги.

– Знаю! – вспомнил Зализа. – Есть там чухонское становище на два дома. Только в кого они там стреляли?..

Шум сечи давно стих, и задолго до становища опричник, прихватив с собой Агария, спешился и пошел вперед. Спустившись к самой воде, они пробрались через растущий по наволоку[73 - Наволок – заливной луг, пойма, низменный берег реки, затопляемый в период разлива.] густой кустарник к постоянно выкашиваемому чухонцами лугу и…

– Господь, заступник наш всемилостивейший, помилуй мя… – испуганно перекрестился дед. – Спаси, помилуй и сохрани грешного раба твоего Агария.

Опричнику Зализе тоже очень хотелось перекреститься, но руки его внезапно онемели и не желали повиноваться своему владельцу.

А на поле перед дозором засечников стояло множество больших ярких кочек – синих, оранжевых, алых, желтых. Между ними бродили люди: некоторые в странных платьях, еще похожих на человеческие, но многие и вовсе непонятно в чем! Впервые в жизни стоящие на берегу русской реки ливонские шатры вызвали в опричнике не ненависть, а радость узнавания. Впрочем, помимо ливонцев и людей в странных платьях, на лугу мелькали и воины в родных русских доспехах.

– Это шабаш, воевода! – внезапно понял Агарий. – Ведьмы, колдуны… И ладья эта на шабаш плыла, колдуна какого везла. Это же чухонцы, воевода. Известное дело, колдуны они все, чародеи-нехристи. Шабаш затеяли. Бежать надо, воевода! Заметят – в котов черных превратят, али в кабанов сальных. Сперва кататься станут, потом сожрут сырыми…

С этими словами старый воин начал потихоньку пятиться и пятиться – в какой-то момент его нервы не выдержали, и он кинулся бежать. Агарий мчался со всех ног, не разбирая дороги, проламываясь сквозь кустарник, начисто забыв, что всего в паре гонов его поджидает остальной отряд. Со всего хода он наскочил на свою лошадь, отлетел на пару шагов назад и плюхнулся на землю.

Спустя несколько секунд следом выскочил Зализа и с ходу несколько раз огрел деда плетью:

– Ты что ломишься?! Дороги не видишь?! Выдать нас хочешь?!

Агарий сжался, потихоньку приходя в себя, и испуганно напомнил:

– Так колдуны ведь…

– Что вы там узрели такое?

– Три десятка русских дружинников, полста ливонцев, и еще полтораста незнамо кого… – Зализа покосился на деда. – На колдунов похожи…

– Откель здесь? – удивился Василий. – Только одна лодка мимо засеки проплыла!

– А может, остальные с Новагорода пришли? – подал голос Феофан. – О новой измене с ливонцами сговариваются?

– Тогда струги их с той стороны от стойбища чухонского, – сразу ухватился за первую правдоподобную мысль опричник. – Нужно обойти этот стан вкруг, посмотреть.

Зализа поднялся в седло, надел и тщательно застегнул шлем:

– Только таится надо с ревностью. Услышат нас – не сдобровать.

Чухонцы ухитрились поставить свое стойбище чуть ли не на единственном окрест сухом месте, и огибать колдовской стан пришлось густо поросшим брусникой рыхлым торфяником, в который ноги лошадей проваливались едва не до колен, но засечники прошли и приблизились к Неве кленовой рощей. Отсюда хорошо виднелся берег со странными разноцветными холмами, шатрами, крытыми шкурами шалашами. Однако на воде покачивалась одна-единственная маленькая ладья.

– Воевода, – шепотом окликнул Зализу Осип и указал в просвет между деревьев. Там по тропке с холма спускалось семеро… Даже непонятно кого: у первого все темно-синее платье распиралось по всему телу какими-то непонятными буграми: на руках, на груди, у живота, на ногах. Следом двигались невероятно тощие, хотя и на голову выше любого из засечников, девки в синих портах и тонких куцых душегреечках – таких куцых, что из-под них проглядывал голый живот. Двое парней оделись в одноцветный скоморошные костюмы, а самый последний постоянно выпускал изо рта сизый дымок.

– Колдуны, – часто-часто начал креститься Агарий.

– Никак к Ореховому острову потянулись, – прошептал Феофан.

Зализа облизнул сухие губы. К Ореховому острову означало: к новгородцам! Опричник тронул коня, рощей вышел на тропинку и, таясь, двинулся следом за чародеями.

Те двигались вперед, как зачарованные – не оглядываясь, не прислушиваясь к происходящему вокруг, не стремясь скрыть звук шагов. Зализа начал потихоньку сокращать расстояние, перестав бояться, что засечников заметят.

Отмахав немногим меньше двух верст, колдуны остановились на небольшой полянке, сгрудились кучей, и опричник увидел, как изо ртов у всех повалили дымы. Чухонские чародеи створили нечто непонятное, но наверняка – страшное и гнусное. Возможно, накладывали порчу на здешние воды и земли, на людей и правителей, изводили текущую по Святой Русь божью благодать. У Зализы остро засосало под ложечкой, страшной судорогой свело живот.

– Изводят, – понял он, сатанея от катящегося со стороны колдунов ужаса. – Детей и сестер наших изводят, жен и матерей.

Холодной, как колодезная вода, рукой, он сжал рукоять сабли и потянул ее из ножен.