Петр Великий – патриот и реформатор

Л.: 27,3 ? 19,3 см

[8] Меку И. (Mecou I. 1771–1837) по оригиналу Беннера Ж.А. (Benner J.H. 1776–1836)

Портрет императора Петра I. 1820

Бумага, гравюра пунктиром, резцом

И.: 18 ? 14,5; д.: 29,9 ? 22,1; л.: 42,4 ? 28,8 см

[9] Борель П.Ф. (1829–1898)

Портрет императора Петра I. 1840-1860

Литография Прохорова.

Бумага, литография

И.: 17,2 ? 12,2; л.: 23,6 ? 15,3;

[10] Л’Армессин Н. (l’Armessin, N. de III или IV) по оригиналу Мартена Мл. (Martin, P. 1663–1742)

Изображение Полтавской баталии.

Оттиск XIX в.

Бумага, гравюра резцом, офортом, акварель И.: 47 ? 72,5; л.: 52,6 ? 72,6 см

[11] Зубов А.Ф. (1682/83-1751)

Битва при Гангуте [при урочище Рилакс] 25 июля 1714.

Оттиск 1980-х годов

Бумага, гравюра офортом

И.: 48,3 ? 66,8; д.: 51,2 ? 67,6; л.: 71,9 ? 93,5 см

[12] Тимм В.Ф. (1820–1895) по оригиналу Шарлеманя А.И. (1826–1901)

Петр Великий возвещает в Санкт-Петербурге народу о заключении мира с Швецией, день 4 сентября 1721 года. 1860

Издание Тимма В.Ф. (1820–1895)

Бумага, литография

И.: 27,5 ? 34,3; л.: 31,5 ? 39,3 см

[13] Михельс Ж.-Б. (Michiels, J.-B., 1821–1890) по оригиналу Вапперса Г. (Wappers G. 1803–1874)

Петр Великий в Заандаме. 1858

Бумага, гравюра на стали

И.: 26,6 ? 35,4; д.: 40,7 ? 44,8; л.: 48,6 ? 52,3 см

[14] Неизвестный гравер

История Петра Великого: Петр I усмиряет раскольников. 1800-1850

Бумага, гравюра резцом, пунктиром, акварель

И.: 34,4 ? 49,9; л.: 41,8 ? 52,7 см

[15] Неизвестный гравер

Петр Великий берет от князя Меньшикова Екатерину. 1830-1850

Бумага, гравюра пунктиром, акварель

И.: 23,5 ? 31,5; л.: 30,7 ? 35,6 см

I. Историческая роль Петра Великого

Никто из смертных не может избежать своей судьбы. Каков бы ни был он, сильный или слабый, внимательный или безмозглый, каждый из нас продвигается вперед по определенной тропе, и хотя ему кажется, что он сам ее себе выбирает, на самом деле главную роль в этом деле играет не его воля, но его бессознательные реакции на их, по-видимому, случайные обстоятельства, в которые его поставило Провидение. Он может использовать их или же в некоторой мере может ослабить их последствия, если сочтет таковые для себя невыгодными. Большинство только приспособляется к ним, не стараясь их менять, ибо у рода людского преобладает то стремление, которое сопряжено с наименьшим усилием.

Однако, если таково общее правило, оно не чуждо исключений всякого рода и порядка. Хотя многие довольствуются тем, что само идет им навстречу, не умея искать ничего другого, подчас рождаются существа иного склада: они не довольствуются столь посредственным уделом и нарочно отходят от той колеи, которая, казалось, должна была направить их земное поприще. Они ломают поставленные вокруг преграды, стараясь воплотить заложенный в них и только им понятный идеал. Для него они готовы пожертвовать всем. Ничто другое постороннее им не ценно. Их жизнь становится импровизацией, не связанной с тем, что обещала осуществить их наследственность, и они ставят ни во что те блага, коих ищут другие: личное благополучие, популярность, подчас даже доброе имя, традиции предков, обогащение родственников, словом, все, о чем хлопочут тысячи окружавших нас людей. Для них это не жертва, не ущерб, с которым надо мириться. Такого рода заботам попросту места нет в том нравственном горении, которое зажгла в этих людях их собственная искра. Соображения, чуждые их видению, им не интересны, и нельзя мерить их деятельность общепринятым мерилом, определенным по чуждым им началам.

Но то, что для них основная истина, часто кажется их современникам лишь причудой, обреченной на неуспех, и подвиг их бывает подчас оценен лишь позднее, когда новое поколение успело пожать плоды их усилий. Тогда только человечество видит, что эти безумцы направили хромые шаги цивилизации к новым, еще неведомым областям. Когда же рок вручил такому идеалисту судьбу целого народа, как это случилось с Петром Великим, его труды порождают мировой переворот.

На самом деле среди этих пионеров мышления царь Петр заслуживает внимания истории как выдающийся пример, ибо исполинская работа, им выполненная, была вдохновлена одной только двигательной силой – его патриотизмом. Этот несокрушимый патриотизм, толкавший его днем и ночью трудиться без устали, дабы приобщить его отечество к тому, что принято называть благами европейской культуры, был не только основой его ежедневных хлопот, но, скорее, категорическим и даже тираничным императивом, которому он все принес в жертву, и в первую очередь свое личное благополучие.

Трудно было бы придумать жизнь какого угодно государя более тяжелую и более лишенную удобства, чем жизнь Петра до последних четырех годов его царствования. Лишь по заключении Ништадтского мира в 1721 году, т. е. выдержав двадцать с лишним лет упорной войны против Швеции и видя, что создание его наконец стало на прочном основании, он позволяет себе предаться роскоши относительного покоя. До того необходимость ковать оружие и все проверять лично не дает ему ни минуты передышки и покоя. Маршруты его передвижений за двадцать один год Северной войны едва ли могут врезаться с точностью в самую твердую память. Возьмем для примера года, не отмеченные никаким первостепенным происшествием. 19 декабря 1705 года он вернулся в Москву из Польши, где пытался укрепить шаткий престол Августа II, курфюрста Саксонского, избранного в польские короли по почину Петра и одолеваемого сильными врагами. Меньше месяца спустя, 13 января 1706 года, он уже едет в Гродно, 28-го он в Смоленске, три дня спустя – в Орше; 15 марта снова в Смоленске и 1 апреля – в С.-Петербурге. Тут он остается два месяца и строит новый город, основанный тому назад три года, но 16 июня он снова в Смоленске, 21-го – в Орше, 22-го – в Могилеве, 8 июля – в Киеве, 30-го – в Чернигове. 22 августа он опять в С.-Петербурге, но 24 декабря, в Сочельник, он уже в Киеве, откуда возвращается в Польшу. Там он остается (все в разных местах) до осени 1707 года.

23 октября он снова в С.-Петербурге, еще успевает неделю спустя плавать по Балтийскому морю под угрозой наступающей зимы, и 5 декабря он в Москве. Однако месяц спустя, 6 января, он опять едет в Польшу, к армии. 28 марта он в С.-Петербурге. И эти беспрестанные переезды, вызванные потребностями войны, продолжаются безостановочно из года в год.

Меры, принятые Петром для улучшения своих войск, увенчались значительным успехом и дали ему наконец решительную победу под Полтавой 27 июня 1709 года. Этот день знаменует собою начало расцвета России и падения Карла XII, но десяти годам суждено было еще протечь, пока торжество Петра не стало окончательным. Тут выросла новая забота, старание поддержать хотя бы кажущееся единение между союзниками, которых он сумел собрать против Швеции: Пруссия, Дания, Польша, Саксония, Гольштиния, Мекленбург безостановочно обвиняют друг друга в самых злостных кознях; единодушны лишь требования их о денежных выдачах, но их рознь навязывает царю те же постоянные скитания. В 1716 году Петр едет 27 января с женой и племянницей Екатериной Ивановной, дочерью его покойного брата, царя Ивана Алексеевича, помолвленною с герцогом Мекленбургским. Через Нарву, Ригу, Митаву и Либаву они приезжают 18 февраля в Данциг, где их встречает жених царевны и где они празднуют свадьбу 8 апреля. Десять дней спустя Петр в Кенигсберге,

1 мая – в Штетине, 15 – в Зисмаре, 17 – в Гамбурге, 18 – в Альтоне. Здесь у него назначено свидание с его союзником, датским королем. 23 мая он едет через Гамбург в Пирмонт, где проделывает курс лечения минеральными водами до 14 июня. 15-го он в Ганновере, 19-го – в Шверине, 22-го – в Ростоке, 5 июля – в Копенгагене. В Дании он остается три месяца, все стараясь осуществить высадку в Швеции. Препоны и оттяжки, созданные его союзниками, заставляют его отказаться от этого замысла, и 16 октября, через Фридрихштадт и Любек, он возвращается в Шверин провести пять дней у молодой мекленбургской четы. Жена его, беременная, остается у племянницы, Петр же едет в Бремен и в Амстердам, куда приезжает в начале декабря. 2 января 1717 года царица разрешается от бремени сыном, прожившим всего сутки. Месяц спустя,

2 февраля, она уже с мужем в Голландии, где Петр остается до марта месяца, устраивая свою поезду во Францию. Тем временем он покупает картины и осматривает голландские города, в каждом из которых находит чему поучиться. 30 марта он в Антверпене, оттуда через Дюнкирхен въезжает во Францию. Тут он остается два с половиной месяца, проявляя неутомимую деятельность; 14 июня он в Спа, где опять проделывает лечение; месяц спустя он в Ахене и 22 июля – в Амстердаме. 22 августа, через Везель и Магдебург, он едет в Берлин, куда приезжает 8 сентября. 18-го он в Данциге, 7 октября – в Нарве и, наконец, 10 октября 1717 года он возвращается в С.-Петербург после 20-месячного отсутствия.

Если представить себе неудобства путешествий в те времена, почтовые клячи, тянущие громоздкие экипажи по разным дорогам, ночлеги в сельских харчевнях, поневоле преклоняешься перед энергией, потребной для таких долгих поездок.

Когда наконец великий преобразователь опять дома, ему предстоит упорная работа по управлению своей страной; плохо еще смазанные и налаженные колеса нового административного аппарата требуют от Петра того же забвения собственного покоя, вызывают тут же необходимость отдавать себе отчет обо всем самому, сколько бы это ни вызывало поездок в Архангельск, в Азов, в Воронеж, в Олонец, из конца в конец необъятной России.

Из всех знаменитых изречений Петра наиболее типичным остается то, которое он включил в свой приказ, обращенный к армии в то утро Полтавской битвы: «Вот пришел час, который решит судьбу отечества. И тако не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за Государство, Петру врученное, за род свой, за отечество, за прославленную нашу Веру и Церковь… А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и в славе».

Если бы ему суждено было погибнуть в бою, эти слова остались бы его политическим завещанием (единственным, какое он составил). Достаточно проследить его жизнь из года в год, чтобы убедиться, насколько патриотизм всегда стоял в нем на первой очереди.