Чистильщик

Три вопрошающих взгляда.

– А мы с Валерой поработаем против вас в паре,– сэнсэй подмигнул Васильеву.– Джимэ!

Коротким блоком Валерий срезал кулак Шизы, коленом отвел удар ногой, боковым зрением уловил движение слева, но проигнорировал. Слева стоял сэнсэй. Шиза повторил атаку, но Валерий не успел ее отразить: перед ним мелькнула спина в выцветшем кимоно, Шиза завертелся волчком… И Валера увидел совершенно открытого, вполоборота, даже не глядящего на него Пашу. Не раздумывая, он вставил май-гери в незащищенный правый бок, и Пашу согнуло пополам. Бедная его печенка. Валера запоздало вспомнил, что Академик совсем недавно заполучил туда же от Монплезира… И уловил боковым молотоподобный кулак Монплезира, летящий прямо в него. Васильев дернулся, не успевая… Но тут буквально из-за его уха змеей выпрыгнула рука сэнсэя, перехватила, поддернула, и Монплезир корпусом влетел в цки Валерия. Пробил Васильев на автомате, но оч-чень качественно! Монплезир даже крякнул, несмотря на железобетонный пресс. Но это так, мимоходом, потому что Егорыч продолжал «вести» его вокруг себя. Описав круг, Монплезир, по пути, отшиб назад ринувшегося в бой Шизу и, почти полностью потерявший ориентировку, вновь оказался перед Васильевым, чем тот не замедлил воспользоваться и аккуратно сработал локтем в солнечное сплетение. Пробил.

– Стоп! – скомандовал сэнсэй.– Какие выводы от нашей парной работы?

– Один прикрывает, второй рубит,– тут же сказал Шиза.

– Верно.

– Так это вы,– пробурчал Паша, потирая бок.– Я бы, к примеру, все равно не успел.

– А зачем тебе успевать? – осведомился Егорыч.– Вас же трое. И ясно, кто у вас молотобоец. Вот его и прикрывайте. А он пусть бьет. А вы налетели, как грачи на червяков, захлопали крыльями. Ладно. Академик, поди сюда, что ты живот гладишь? Ну-ка…– Сэнсэй пощупал Пашин бок, Паша охнул.

– Нормально,– констатировал Кремень.– Все цело, поболит – пройдет. Посиди пока. Монплезир, Шиза – работать. Васильев, отойдем-ка.

– Ну,– спросил,– какие ощущения?

– Хорошие,– Валерий улыбнулся.

– Уверенность почувствовал?

– Так точно.

– Правильно. В чем проблема новичка?

– У новичка много проблем,– дипломатично ответил Васильев.

– Главная – в неуверенности. А неуверенность – от того, что силы нет. Противник подставился, а толку ноль. Ему твой удар – как комариный чих. Так?

– Так,– согласился Васильев, вспомнив, как он изо всех сил колотил того же Монплезира, а тот только ухмылялся.

– В общем, парень, у тебя действительно талант. И пашешь ты, себя не жалея, и закваска у тебя настоящая, и голова на месте. Молодец. А теперь иди поработай с Пашей. Хватит ему прохлаждаться.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Новый год Валерий встретил в лесу. Тридцать первого совершенно неожиданно позвонила Алинка, его давняя подружка, прошлой зимой уехавшая в Германию учиться. За счет какого-то немецкого музыкального фонда. Алинка приехала на каникулы. И предложила Васильеву составить ей пару в немецко-русской компании оттягивающейся молодежи. В программе значились возжигание огней, пляски вокруг елки, катание на санях и купание в шампанском. Валерию надлежало играть роль русского мачо, а еще лучше – бандита. Немецкие друзья желали вкусить местный колорит.

Валерий долго смеялся, но в итоге обещал не ударить пьяной мордой в снег. Алинка не знала о его новой жизни, но, должно быть, сработало в ней что-то интуитивное.

Через час Валерий был на вокзале.

Веселая компания состояла из двух горячих немецких парней, патлатого русского музыканта с ярко выраженными семитскими чертами, Алинки, ее очаровательной голубоглазой подружки, похожей на куклу Барби, и двух рослых рыжих немок, одна из которых, как выяснилось, играла на саксофоне, а вторая – на флейте-пикколо. На взгляд Васильева, ей больше подошла бы труба. Немки очень стеснялись.

Из поезда вышли на каком-то полустанке под Лугой. Там уже ждал местный мужик на видавшем виды автобусе. Погрузились и поехали.

Дом и вправду стоял в лесу. Аккурат на вершине холма. Перед домом красовалась живая ель, перевитая гирляндами. В доме оказались еще одна елка, два этажа, дюжина комнат, накрытый стол и деловитая тетка с лисьим личиком. Оба немца, взяв в толмачи волосатого музыканта, с чисто немецкой дотошностью принялись выяснять, все ли заказанное и оплаченное в наличии. Тетка отбрехивалась.

Водитель автобуса поймал Васильева за рукав и потащил демонстрировать хозяйство: сарай с санями, ящик с пиротехникой, тульского производства дробовичок, из коего господа иностранцы могли пострелять по зайцам или, если зайцев под рукой не окажется, то по пустым бутылкам, для каковой цели внизу был оборудован «полигон» с тремя пеньками. Кататься предлагалось с соседней горки (она покруче и лысая), и костер жечь тоже там. Дрова приготовлены. Когда Васильев и его инструктор вернулись к дому, там уже ждала взмыленная тетка, тут же напустившаяся на мужика: где шлялся? Десятый час, а ехать еще…

– Ну, с наступающим! – флегматично сказал мужик.– Давай звони, если что.

И, к немалому удивлению Васильева, сунул ему визитку, на которой значилось, что мужик не кто-нибудь там, а исполнительный директор фирмы «Отдых на природе». Исполнительный директор потопал вниз вместе с деловитой теткой, которая монотонно пилила его сварливым голосом. Через пару минут внизу заурчал автобус, и Валерий пошел в дом.

Немецких парней звали Фридрих и Йоганнес. Попросту Фриц и Ганс. Саксофонистка представилась Лоттой, а подруга ее – Гретой. Волосатого звали Борис, а «барби» – Лизой. Фриц и Ганс явно были к ней неравнодушны. На взгляд Валерия, выбирать им было особо не из чего. Розовощекие веснушчатые Лотта и Грета выглядели во всех отношениях жизнеспособнее тонконогой и длинношеей Лизы, но телосложением совсем не походили на фотомоделей. А Алина недвусмысленно продемонстрировала, что герой ее сердца – Валера.

– Врьемья! – провозгласил Фриц, и Ганс немедля грохнул в стену пробкой от шампанского.

И дело пошло.

До Нового года оставалось еще полтора часа, и эти полтора часа вся компания усердно догонялась. Так что, когда волосатый Борис провозгласил, что по русской традиции следует, открыв окно, провожать Старый год стоя и до дна, уже не розовые, а ярко-красные Лотта и Грета с трудом удерживали одновременно и бокалы, и равновесие. Их земляки стояли твердо, но русский язык забыли напрочь, да и немецким пользовались с трудом. Шампанское и водка образуют довольно мощный коктейль.

Васильев шампанское только пригублял, а пользовал исключительно водочку, не забывая закусывать. Той же традиции придерживался и волосатый Борис, который, несмотря на костлявость, дозу держал крепко.

Новый год встретили под звездами у переливающейся гирляндами елки. Выпили, поорали, покружили хоровод. Морозец был слабый: градусов пять. Сыпал крупный редкий снежок. Лепота. Отхороводив, притащили ящик с огненными забавами, пуляли в небо ракетами и пускали огненные фонтанчики. Когда пиротехника кончилась, решили кататься. Взяли санки, пошли на лысую гору. По дороге потеряли Грету. Васильев с Борисом пошли ее искать. Нашли немку в сугробе, в прекрасном настроении. Вытащили, подняли наверх. Наверху трудолюбивые немецкие парни уже разожгли костер. Костерище. В два человеческих роста. И вознамерились прыгать. Слыхали они, что русские этим в Рождество развлекаются. Удержали. Разъяснили, что через костры прыгают летом, на Ивана Купалу. Прыгают, купаются и язычески совокупляются в бузинных кустах. Немцы пришли в восторг. Заявили, что непременно приедут и совокупятся.

Пока дискутировали, потеряли Лотту. Нашли, привели, посадили на санки на пару с Борисом. Разогнали и столкнули под жизнерадостный визг. Фриц и Ганс тоже взгромоздились на сани, прихватили Лизу, поехали, перевернулись, долго и жизнерадостно гоготали.

Валерий на больших санях никогда не катался, но по санному делу в юности слыл виртуозом. Поэтому Алинку прокатил с ветерком и лихим разворотом. В общем, веселились все. Борис по очереди сплавлял вниз то Лотту, то Грету. На горку санки тащили немки.

– Им полезно,– заявил Борис Васильеву.– Верно, фройляйн?

Фройляйн шумно соглашались. Они были счастливы. Герры Фридрих и Йоганнес тоже были счастливы. Один таскал санки, второй – Лизу. Здоровые лоси. Тоже менялись грузом. Чтоб все по-честному. Васильев предположил, что и в постели они тоже честно поделятся. Ошибся, как потом выяснилось.

Накатавшись (кстати, и костер догорел), вернулись в дом. Морозец пробудил аппетит. Поели, выпили, сплясали русские пляски. Главным образом, Борис с Лизой. Немки тоже старались, кружились лебедушками. Потом как-то незаметно исчезли. Вместе с Борисом. И танцы стали более современными. Фриц и Ганс по очереди топтались с Лизой, Васильев и Алинка оторвали мумбу-юмбу под добрую старую «Аббу». Зрители хлопали. В процессе танца Алинка нащупала Васильевскую кобуру. Обрадовалась. Потребовала продемонстрировать немцам. Васильев продемонстрировал, предусмотрительно разрядив. Алинка гордилась: «Я же говорила, что бандит!»

Что бандит, немцам понравилось, а вот к «макарке» отнеслись презрительно. Оказалось, что дома у обоих тоже есть пистолеты, а у Ганса – даже помповое ружье. Ба-бах – и ваших нет. Базука, а не ружье.

Васильев охотно верил. Поскольку не далее как три дня назад пострелял из Монплезирова «ремингтона». Все плечо отбил с непривычки.

Немцам же пояснил: «помповуха» и автомат, конечно, лучше «макарки», но носить неудобно. Слишком заметно. Немцы согласились: да, заметно. Вообще, между ними и Васильевым обнаружилось полное понимание. На уровне языка жестов.

Вернулись Грета и Лотта. Счастливые и порозовевшие. Немедленно стали кушать и пить. Борис появился чуть погодя. Подмигнул Васильеву. Уселся. Свернул косячок, попыхал, предложил Васильеву, но тот отказался. Оно конечно конопелька не героин, но штука неполезная. Реакция портится, концентрация. Бойцу – сплошные проблемы. А вот немецко-подданные обоих полов «травке» явно обрадовались. И Лиза с Алинкой – тоже. Богема, ясное дело.

– Попробуй,– уговаривала Валерия Алинка.– Под «травкой» такой секс!

– Ничего, с такой девочкой, как ты, мне и так будет сладко! – заявил Васильев.

Алинка была польщена.

– Ты скучал без меня?

– Еще как! – соврал Валерий.

Борис набил еще один косячок, взял гитару… и выдал класс.

Действительно, класс. Гитаристом он оказался великолепнейшим. И голос ничего. Пел исключительно на английском. И исключительно регги.