Разрубленное небо

Брат и сестра дожидались его в комнате для приема гостей. Эту комнату Артем устроил на втором этаже рядом с залом для занятий кэмпо. Окна комнаты выходили на небольшой сад с сакурами, с живописно обложенным камнями родником, с бамбуковым желобом, по которому ключевая вода стекала в небольшой пруд.

Когда он вошел, гости поднялись с циновок. В отличие от Артема, оба Кумазава за четыре месяца внешне нисколько не переменились. Сестра была столь же хороша собой, а Хидейоши… Ну а что Хидейоши? Все такой же Хидейоши – в лице, осанке, в каждом жесте виден конфуцианский благородный муж. (Правда, Конфуция Артем ни там, ни здесь не читал, однако здесь умные люди достаточно, как он считал, толково и квалифицировано растолковали ему, что к чему в этом конфуцианстве и что имел в виду китайский мыслитель под сочетанием слов «благородный муж». Касаемо последнего – Кумазава Хидейоши, как вывел для себя Артем, полностью бы устроил старину Конфуция.)

Почему-то Артем полагал, что, едва он увидит Ацухимэ, у него пойдет кругом голова, как, бывало, кружилась она у него и раньше от близости прекрасной японки, когда вдвоем они странствовали по провинции. Однако никакого головокружения не случилось. И сердце не сорвалось с цепи и не пустилось в бешеный перепляс. Кто его поймет, это сердце… Хотя, конечно, вновь видеть Ацухимэ ему было чертовски приятно.

Сперва низко поклонились гости, прижав кулаки к бедрам. Они не распрямлялись, дожидаясь ответного поклона хозяина, тем самым выказывая уважение хозяину дома и влиятельному господину.

Артем склонился в поклоне чуть менее глубоком, чем у гостей. И дело тут не в меньшем уважении, а в церемониальных тонкостях. Ведь это не он зазывал к себе в гости, это к нему пожаловали незваные визитеры. Поэтому более глубокий гостевой поклон – как бы извинение за то, что потревожили, может быть, даже оторвали хозяина от каких-нибудь важных дел.

Что-что, а науку поклонов за эти месяцы Артем освоил почти в совершенстве. Без нее тут никуда.

– Сядем, – Артем показал на столик.

На застеленный тонкой бумагой стол расторопными слугами уже были выставлены холодный чай и рисовое печенье. Едва все опустились на колени, как Хидейоши протянул Артему бамбуковый пенал. Артем открыл его и достал свиток бумаги. Развернул и прочитал: «Доставит его Кумазава Хидейоши. Писано от тэнно[4 - Тэнно («верховный правитель») – официальный титул правителей Японии. А микадо (буквально: «почтенные врата») и некоторые другие наименования императора – это эвфемистические титулы, которых за японскую историю было множество, но некоторые не прижились, некоторые не столь часто используются.] Сидзё к даймё Ямомото, какового почитают за воплощение Бьяку-Рю. Тэнно Сидзё зовет даймё Ямомото ко двору. Кумазава Хидейоши поручено сопровождать даймё Ямомото в Киото». Подпись. Печать.

Ну, вот и дождался… Вызывают-таки на императорский ковер…

Сам факт такого вызова Артема нисколько не удивил. Что называется, давно пора. Перезрело уже императорское приглашение в гости. Артем ждал его сразу после своей победы над монголами… Ну, если не прямо сразу, то чуть-чуть погодя, все же новости облетают Страну восходящего солнца не по оптико-волоконным кабелям, а из уст в уста, что происходит несколько медленней. Однако даже с поправкой на уста все сроки вышли, а гонца с приглашением в Киото все не было и не было. Неужели императору неохота взглянуть на героя, на живую легенду, черт возьми, на человеческое воплощение мифического Белого Дракона? Да и в конце концов, должен же верховный правитель просто озаботиться тем, в чьи руки перешла реальная власть в одной из провинций е г о страны.

Артем ждал, когда прискачут по его душу (можно сказать, всегда держал наготове тревожный чемоданчик), недоумевал, почему не вызывают, ждал, недоумевал и… в конце концов ждать перестал. Пожал плечами, мол, Восток – дело тонкое, не нам с наскоку его раскусить, потому будем жить как живется.

Но вот не прошло и четырех месяцев, как подоспело императорское приглашение. Интересно все же, почему именно сейчас, почему они там вдруг встряхнулись и вспомнили?

– То, что послали тебя, это не случайно, так? – спросил Артем, все еще продолжая держать в руках письмо.

– Да, – кивнул Хидейоши. – Я не скрывал знакомства с тобой, поэтому послали меня.

Артем бросил взгляд на Ацухимэ. Хотел было спросить Хидейоши: «А сестра сама вызвалась поехать с тобой или как? Или ты настоял? Или, скажем, оставить не с кем?» Но сдержался. Спросил о другом:

– И когда тебе велено назад?

– Моего… нашего возвращения ждут не позже чем через месяц.

– А если вдруг через месяц мы не появимся в Киото? – катнул пробный шар Артем.

– Почему? Как так? – Хидейоши явно напрягся.

Вообще напряжение между ними стало чувствоваться с самого начала. Возможно, из-за поклонов этих идиотских и необходимости во всем следовать установленному ритуалу. Нет чтобы по русскому обыкновению похлопать друг друга по плечам, расцеловаться троекратно, восклицая: «Сколько лет, сколько зим! Что ж не пишешь-то, а? А помнишь как мы с тобой?.. Пошли-ка хлопнем с дороги по рюмашечке!» Ну и так далее. Вместо этого – сплошные церемонии.

– Ну мало ли почему люди задерживаются, – пожал плечами Артем. – Скажем, в день отъезда я заболею и слягу. И пролежу никак не меньше месяца, а то и двух. Что тогда делать?

Хотя Артем говорил полушутливым тоном, Хидейоши был предельно серьезен:

– Я отправлю в Киото гонца с письмом. В письме я объясню причины задержки.

Артем продолжал поглядывать в сторону девушки, но Ацухимэ как сидела, опустив глаза, так и продолжала сидеть.

– А если твой гонец не доедет? Скажем, по дороге конь под ним сломает ногу, падет, придавит гонца, сломав ему чего-нибудь… ну и так далее…

– Я не понимаю тебя, Ямомото! – Хидейоши сдавил пальцами колени.

– Чего ж тут непонятного? – развел руками Артем. – Один знакомый мне чиновник, посланный с важным поручением, помнится, тоже попал по дороге в неприятную историю и чуть было не загубил все дело. Такое случается.

– Что ты хочешь от меня услышать? – в голосе Кумазава слышалась некоторая растерянность.

– Он хочет вызнать, – неожиданно вступила в разговор Ацухимэ, – не даны ли тебе полномочия доставить даймё в столицу любым способом. Включая силу. А также Ямомото хитрыми вопросами пытается дознаться, не известно ли тебе что-нибудь о тайных замыслах двора. Не хотят ли, выманив даймё по имени Ямомото в столицу, там его убить.

Глаз при этом Ацухимэ так и не подняла.

«А сестра умнее своего брата, – подумал Артем. – Впрочем, это не новость. Хотя, конечно, благородства и храбрости Хидейоши не занимать. Этим он сам со всеми поделиться может». Вслух же он сказал, виновато разведя руками:

– Не удалось мне надежно упрятать тайный умысел своих вопросов. Женщина, она сердцем чует.

– Теперь ясно, – кивнул Хидейоши. – Ты мне не доверяешь, ты полагаешь, что я способен стать твоим врагом. Но ты мог бы спросить у меня обо всем прямо! Ведь мы же сражались бок о бок и спасли друг другу жизнь!

– Прости, если обидел, – сказал Артем. – Отлично, давай поговорим начистоту, не утаивая друг от друга ровным счетом ничего. Подожди… – Он хлопнул в ладоши и громко позвал:

– Рётаро!

Дверь отъехала в сторону, и в нее просунулся сидевший на коленях слуга Рётаро.

– Принеси нам саке.

– Ты пьешь много саке, Артем-сан, – вдруг сказала девушка и впервые подняла голову, впервые открыто взглянула на Артема.

И вот тогда под взглядом ее агатовых миндалин он ощутил укол в сердце. Будто кольнули коротким женским кинжалом, каи-кэн.

– Я? Много? – пробормотал Артем. – С чего ты взяла, Ацухимэ-сан?

– Я увидела Омицу, подошла к ней, спросила у нее, как ты. Она ответила, что хорошо, только пьет много саке. И часто… – Ацухимэ мило наморщила лоб, что-то вспоминая, – и часто «ханадрит».

– Не так уж и часто, – вырвалось у Артема. «Ай-яй-яй, – тут же пришло ему в голову, – еще подумает, что я оправдываюсь. А это несолидно для большого феодала».

– И что ты еще успела узнать от Омицу? – может быть, с некоторой поспешностью задал он следующий вопрос.

– Мы говорили о ее будущем ребенке, – Ацухимэ вновь опустила взгляд. «Ну да, действительно, – подумал Артем, – об этом трудно не заговорить двум женщинам, когда одна ходит с животом».

– Я думаю, о женских делах можно будет поговорить в другое время, – Хидейоши сурово посмотрел на сестру. Потом снова перевел взгляд на Артема: – Ты хотел говорить прямо и открыто. Так вот слушай. Ты прав, двор пока не знает, как быть с тобой. Двор не знает, чего от тебя можно ждать. В Киото осведомлены обо всех твоих делах и начинаниях. И мнения высказывают разные…

– Ах вот как, осведомлены, – понимающе закивал Артем. – Впрочем, я и не сомневался в этом. Только вот хочется узнать, от кого в Киото получают сведения? Сам ведь понимаешь, есть некоторая разница в том, кто пишет донесения, друг или враг, доброжелатель или человек, за что-то на меня обиженный. Или вам разные люди пишут?

– Я не знаю, кто пишет, – сказал Хидейоши. И вряд ли, насколько Артем его знал, он обманывал. – Но о тебе говорят везде. Не только в императорском городке, в домах столицы, но и в Камакура.

– Я могу это подтвердить, – снова вмешалась в разговор Ацухимэ. – Женщины в Хэйан между собой только и говорят, что о Белом Драконе. Правда, больше обсуждают не дела и начинания, а высокий рост и белые волосы. Особенно волосы. Они гадают, какие могут быть дети у беловолосого великана и черноволосой девушки. Но это все лишь доказывает…

– Сестра! – в голосе Хидейоши прозвучали одновременно укор и мольба. – Я же сказал, о женских сплетнях вы поговорите позже.

Появился Рётаро с подносом. На подносе, разумеется, стояло все необходимое. Пока слуга расставлял плошки, кувшин, любимые Артемом крохотные деревянные стаканчики, все молчали.