Спикосрак капитана Немова

Я угрюмо посмотрел на Щелчкова. Тот вздохнул и потупил взгляд.

– «Так работают пожарные на пожаре», – передразнил я его сурово. Потом добавил ядовито и желчно: – А как работают спасатели на воде?

– Ну, не рассчитал, ну, бывает, – вяло стал оправдываться Щелчков. – Я ж не думал, что он будет такой… упругий… Наверное, это пирожки и ватрушки, которые ему Мымрин с Бубониным тогда на переменке проспорили.

– Пирожки, ватрушки… Из-за нас человек утоп, а он мне – «пирожки и ватрушки»!

– У-у-у!.. – послышалось за нашими спинами.

Мы растерянно обернулись. Лица наши на мгновенье застыли, потом вытянулись, как у резиновых кукол, и в глазах у нас запрыгали огоньки. Щеки сделались розовые и гладкие. Ноги стали легкие, как пружинки. Щелчков подпрыгнул и подбежал к тополю. Я бросился вприпрыжку за ним.

С оттаявшей полоски земли между тополем и плитами набережной, из-за могучего морщинистого ствола на нас смотрели два ошалелых глаза. Облупленный веснушчатый нос жалобно сопел и похлюпывал.

– У-у-у… – тянул Шкипидаров на волчьей, однообразной ноте. – Ы-ы-ы… – Шершавой щекой он терся о морщины ствола. Потом выполз, как солдат, из-за тополя и, пошатываясь, поднялся на ноги.

– Жив, утопленник, даже не покалеченный, – прыгал вокруг него Щелчков. – Здорово ты нас объегорил. Мы-то думали, ты на дне. Думали, тебя рыбки кушают. А ты – вот он, целый и невредимый. – Внезапно он перестал прыгать и посмотрел на Шкипидарова исподлобья. – А кто же тогда утоп?

Шкипидаров мычал и укал и таращил перепуганные глаза.

– Какая тебе разница, кто, – вступился я за бедного Шкипидарова. – Главное, обошлось без жертв.

– Но я же слышал! – упрямо твердил Щелчков. – Я же ясно слышал, как что-то булькнуло. И потом – круги на воде. Если это не Шкипидаров, тогда кто же упал в Фонтанку? Кто-то же в Фонтанку упал!

Как Щелчков ни настаивал, как он ни добивался истины, кроме укания, ыкания и сопения, из Шкипидарова не выходило ни звука. Время между тем утекало. Мы чувствовали это по всхлипам в желудках.

– Дяденька! – прокричал Щелчков незнакомому рыболову с удочкой, пристроившемуся неподалеку у тумбы. Рыболов был лысый, как яйцо; локоть уперев в парапет, он подергивал бамбуковое удилище и уныло смотрел на воду. – Сколько времени, не подскажете?

Откуда этот рыболов появился, за заботами мы так и не поняли. Набережная была, вроде, пустая. Лишь у тумбы, где он стоял, лежала старая зеленая шляпа, и из нее, трепеща от страха, глядела в небо перепуганными глазами крохотная рыбка-колюшка. Может, он поднялся со спуска? Впрочем, ни мне, ни Щелчкову тогда было не до какого-то рыболова. Мы устали, нам хотелось домой, да еще это несчастье со Шкипидаровым.

Рыболов словно прирос к парапету; лысая, блестящая голова в нашу сторону даже не повернулась – может быть, у него клевало, а может, он не расслышал слов.

Щелчков тихонечко, чтобы не распугать рыбу, на цыпочках приблизился к рыболову. Губами нацелился ему в ухо и шепотом повторил вопрос.

Человек с удилищем вздрогнул и искоса посмотрел на Щелчкова. В лысине на его голове отражались солнечные лучи. Они били в глаза Щелчкова, и тот щурился и отводил взгляд.

– Время, – переспросил Щелчков и для верности постучал себе по запястью.

Лысина рыболова вспыхнула, даже я зажмурил глаза, так в ней играло солнце. Щелчков, тот вообще присел, уворачиваясь от солнечного удара.

– У-у-у… – сказал рыболов. Дернулся и добавил: – Ы-ы-ы… – Потом вдруг сосредоточился, замер, глазами уцепился за поплавок и, резко подсекши леску, потянул удилище на себя.

Ему было уже не до нас. По яростным рывкам и покряхтыванию мы поняли, что дело серьезное. Клюнула не какая-нибудь колюшка или сопливый ерш. Вот оно – рыбацкое счастье. Теперь главное – не дать добыче уйти. Мы ждали, чем закончится поединок.

Ждать пришлось не меньше минуты. И вот рыболов присел и в каком-то нечеловеческом развороте выбросил добычу на берег. Она с брызгами ударилась о гранит, попрыгала на нагретых плитах и успокоилась.

Мы смотрели на чудо-рыбу. Заплывшими свинячьими глазками чудо-рыба смотрела на нас. На левом свинячьем ухе непонятно откуда взявшаяся прилепилась ученическая фуражка. Первым не удержался Щелчков. Щеки его раздулись, губы заходили зигзагом, но не вынесли внутреннего давления и смех выплеснулся наружу. Я смотрел на него, смотрел и, видя, что Щелчкова не остановишь, начал хохотать тоже.

Шкипидаров же повел себя странно. Он приблизился к свиной голове, потянулся осторожно к фуражке, сорвал ее и натянул на себя.

От такого его странного поведения мы даже перестали смеяться. Шкипидаров, наоборот, улыбнулся и выставил большой палец вверх. Потом, видимо, о чем-то подумал и повернул голову к рыболову. Но у тумбы уже никого не было. Ни рыболова, ни его шляпы.

– Спасибо, – сказал он пустому месту.

– Пожалуйста, – ответил ему Щелчков. – А с этим что будем делать? – Он показал на свиное рыло.

– С этим? – Шкипидаров нагнулся, подхватил свиное рыло с гранита набережной и покачал его на ладони. – С этим просто. – Как ожившая статуя дискобола, широким разворотом руки он зашвырнул свиное рыло в Фонтанку.

Глава шестая. Планета бурь

Не то чтобы за все это время я ни разу не вспомнил про коробок. Просто суета со Шкипидаровым и приключение со свиной головой отодвинули мысль о наклейке на задний, домашний план. Нужно было придти домой, там спокойненько все обдумать, сообразить, как сказать Щелчкову, чтобы тот не лопнул от зависти, узнав, что коробок у меня. Ну, с этим было проще простого. Шел из школы мимо знакомой урны, по привычке сунул руку, а там: на тебе, пожалуйста, – коробок. Поверит, куда он денется, когда увидит этикетку с ракетой.

– Я – домой, – сказал я Щелчкову. – Сегодня мама обещала испечь пирог.

– С капустой, – кисло ухмыльнулся Щелчков. – И подгорелый, – добавил он, глотая слюну.

– Сам ты с капустой и подгорелый, – отмахнулся я от Щелчкова.

– А у нас сегодня макароны по-флотски. И компот, – сказал Шкипидаров.

Мы перешли набережную и направились к Климову переулку. Перед тем, как в него свернуть, я тихонечко заглянул за угол и внимательно осмотрел местность. Все спокойно: ни Матросова, ни его дружков в переулке не наблюдалось. Без приключений мы дошли до Прядильной. По дороге Шкипидаров поведал нам о своих сегодняшних подвигах.

– На рынок я за семечками ходил. А Гмырин, есть там такой, семечками торгует и всяким, так вот, этот самый Гмырин, когда я над прилавком нагнулся, хвать с моей головы фуражку, схватил и не отдает. Да еще моей же фуражкой дергает у меня перед носом, будто с собачонкой играет. Я хочу у него фуражку отнять, а он дерг ее на себя да дерг, дерг на себя да дерг. Потом пустил мою фуражку по ряду, там все у него друзья-приятели, а толстый, который с мясом, взял мою фуражку и смеха ради под свиную голову подложил. Я – дерг, уже чуть не плачу, а он мне селёдиной по рукам, они там селедку чистили, вроде как собирались обедать. Ну, я отошел в сторонку, пропала моя фуражка, думаю, а в это время у стенки народ зарыпался, кого-то там у стенки поймали. Все сразу повернулись туда, а толстый, чьим рылом была моя фуражка накрыта, тот вроде как вообще из-за прилавка ушел. Я хвать свою фуражку из-под свиньи, а она к свиному рылу прилипла и никак от него, зараза, не отлипает. Тут я словно взгляд на себе почуял, серьезный такой, внимательный. Я, не глядя, схватил и рыло и головной убор, ну, и дунул оттуда во все лопатки. Как бежал – не помню, очнулся уже на дереве.

– Дела… – загадочно протянул Щелчков.

– Да уж, – поддакнул я.

О своем походе на рынок мы пока ему говорить не стали.

– Покедова, – сказал Шкипидаров и повернул домой.

Шкипидаров жил в угловом доме, первый подъезд направо; нам, Щелчкову и мне, чтобы дойти до дома, нужно было перейти улицу. Со Щелчковым мы были соседи, жили в одной квартире и сидели за одной партой. Учились мы в классе «а», Шкипидаров учился в «б».

– Макаронам по-флотски передавай привет, – крикнул ему в спину Щелчков.

– И компоту, – добавил я, но Шкипидаров уже скрылся в подъезде.

Пропажу я обнаружил лишь на подходе к дому. В брюках не было коробка. Я судорожно рылся в карманах, исподлобья присматриваясь к Щелчкову. Дружба – дружбой, а кто его знает – может, стыбзил, пока мы Шкипидарову помогали. Я был мрачен и перестал доверять людям.

– Ты чего? – спросил наконец Щелчков, не выдержав моего упорного взгляда. – Ключ потерял?

– Так, ничего. – Я попытался придать себе равнодушный вид. – Слушай, Щелчков, там, под деревом, ты ничего такого не находил?

– Такого это какого? – тупо спросил Щелчков, явно не понимая вопроса.

– Ну, маленького такого, квадратного, вот такого. – Я жестами изобразил коробок. – С интересной такой картинкой.

– Маленького? Квадратного? Нет, не помню. Не было там ничего квадратного, кроме рыла. А почему ты спрашиваешь?