Ожог от зеркала

– Это монастырская земля.

– Нам нужно проехать.

– Это невозможно. Вам следует взять благословение у отца-настоятеля.

– Нам нужно сейчас проехать. Освободи дорогу, монах.

Привратник в низко надвинутом капюшоне отрицательно покачал головой. Мощный конь рыцаря, укрытый светлой, отводившей стрелы дымкой, напирал на шест, перегородивший дорогу. Всадник, постепенно свирепея, повышал тон.

– Монах. В ваши края ушли разбойники. Нам не нужна монастырская земля. Мы преследуем банду душегубов.

– Я очень сожалею, сын мой. Но я не могу пропускать посторонних.

– Монах. Время уходит.

– У вас своя служба, у нас своя. Если вы хотите пройти, следует взять благословение у отца-настоятеля.

– Счёт идет на часы. Если мы их не перехватим, банда уйдет в пущу Углича.

– Если вы торопитесь, господа, я могу свистнуть по глине отцу-настоятелю, и он примет вас уже сегодня. Служба заканчивается в шесть.

– Монах!.. – Рыцарь с трудом удержался от ругательства.

– Вы зря беспокоитесь, дети мои. По этой дороге с самого утра никто не проезжал. И я никого не пропустил бы без благословения отца-настоятеля.

Рыцарь явственно скрипнул зубами.

– Бандитов больше полусотни. Они ушли в вашу сторону. Если бы ты с приятелем вздумал загораживать дорогу, то у шлагбаума стояли бы два дурацких чучела.

– Господин рыцарь, вам следует чаще бывать в храме.

По укрытому световой броней плечу пробарабанили пальцы второго всадника. Шлем этого рыцаря был приторочен к седлу. Длинные рыжие волосы свободно спадали на плечи.

– Мы не можем нарушать устав. Наш обет – служение закону. А на земле монастыря распоряжается отец-настоятель.

– Туда ушел Хвощ, – злобно выдохнул Ладья.

– Вероятно. Хотя следы теряются в болоте.

– Он там. Стрелок видел шестерых. Они идут малыми группами. Мы сможем перехватить их в поле, в чистом поле. Доберутся до пущи, и всё – пиши пропало.

Основной отряд – ещё двадцать два всадника – молча ждал неподалеку.

– Здесь нет следов. Пятьдесят человек здесь не проходили. Ты можешь, конечно, обидеть монаха, при прямом преследовании допустимо. Но мы идём в отрыве. И реально Хвощ может быть совсем в другой стороне.

– А стрелок?

– Стрелок видел шестерых. – В голосе Андрея звучало сомнение. – Это явно не вся банда. Это вообще могли быть лесорубы или охотники. Он же не может слезть со своих птиц и проверить.

– Мог бы и слезть.

– Если бы он убедился в правоте, мы бы об этом не узнали. А он не был уверен. Он только предположил. Ты готов лишиться звания звеньевого, если ошибёшься?

Ладья раздраженно шмякнул перчаткой о колено.

– Шут. – Он повернулся к монаху. – Давай своего соловья, старик.

– Не поминай нечистого, сын мой.

– Давай соловья, папаша.

Монах щелкнул клювом глиняной птицы.

– Отец-настоятель? Это Феодосий. Здесь господа рыцари хотят проехать через наши земли. – Монах кивнул, соглашаясь с невидимым собеседником, и протянул птицу всаднику. Тот снял световую перчатку и взял соловья.

– Говорит звеньевой Ладья.

Более рыцарь ничего сказать не успел. Сначала он слушал, раздраженно кивая, а как только собрался разразиться ответной тирадой, связь отключилась. Монах пожал плечами.

– М-да. – Рыцарь явно решил не переть на рожон. – Крут ваш отец-настоятель. – Он вернул глиняную птицу. – Ну, рассказывай. Как к нему ехать и до скольки там дневная служба?

Четыре года назад, когда Тарас впервые попал в Колледж, он готов был удивляться. Тверь произвела впечатление. Он никогда не бывал в столице и увидел много необычного. Одна подводная дорога чего стоила. Спиральные кабинки вверх-вниз так ему понравились, что он долго катался просто так, получая удовольствие от подъема и вращения. Прямо круговые карусельки. Только ещё вверх-вниз. Неудобно, конечно, его даже предупредили, что так развлекаются только деревенские... Тарас деревенским выглядеть не хотел, стеснялся, но уж очень кататься понравилось. Он тогда на другую станцию ушел и ещё несколько раз проехался. Вверх-вниз... Лучше, чем на качелях. И тратиться не надо, течение, вода всё тащит. И крутит так, сквозь стены пузырчатые... Это местные попривыкали, стоят себе... Кто крендель жует, кто читает... А Тарасу было очень интересно. По-первах. Потом, конечно, притёрлось. Иной раз тоже конспекты читал.

Конка ему не глянулась, такая же была в Вышнем Волочке. Тележка на рельсах, и всё тут. Забавно, конечно, – запрыгнул, спрыгнул. Но скорости никакой. Чуть быстрее, чем пеши. Только если лень идти либо вещи. Да на некоторых вагончиках второй этаж, там хорошо, на людей можно сверху поглядывать. Увидел знакомого – яблоком кинул. Весело. Тарас долго так шутил, не жалея огрызков, пока однажды кондуктор не оштрафовал его на серебряный ноготь. И ногтя было жалко, и стыдно – жуть. Отчитали, как малыша-несмышленыша. А он уже был на первом курсе... Эх, балбес он ещё был на первом курсе... И воздушные гондолы тогда, в первый день, его не удивили, на них он тоже летал. Только сам вид, дома эти, проспекты, море людское, белые фонарики – Тарас-то летал раздолбанной коробочкой Калязин—Кашин, а там, кроме ёлок да лосей... Но всё же гондолы, дирижабль – это было привычно. Понравились проспекты. Витрины, вывески, обилие красок, ткани всех расцветок, зазывалы с пяти сторон – сверху тоже висели – раньше всё это встречалось только на ярмарках. А удивила столица девушками.

Совсем они здесь были другими. И ходили как-то изящно, и ярче были, и улыбались... Не тупо скалились от плетня, лузгая семечки, а именно улыбались, так что чуть не к каждой хотелось подойти и сказать что-нибудь вроде «Здравствуйте, меня зовут Тарас...» или даже выяснить насчет серьезных отношений. У этой вот... или у этой... и у этой тоже. Позже он понял, что это была обычная парфюмерия, тверской макияж, в котором традиционно много приворота. В деревнях мало кто имеет возможность и желание тратить деньги на выстрелы вот так, в пустоту, сразу во все стороны. Да и здесь никто на это не клюет, кроме приезжих. Хвала Велесу, ни к кому он тогда не подошел. А то бы, конечно, обсмеяли. Особенно с серьезными отношениями. Увалень деревенский. Почти школяр. И башенки вокруг, и стекло, и дерево завитое, камни железные под ногами... Много всего, много. Он устал даже. И каждый дом не как все, каждый по-своему выкручивается, хоть чуть-чуть, но иначе глянуться – то оконце круглое, то сад с фонариками по стене... Кто побогаче, всё своё понастроит, всё особенное... А уж от Колледжа ожидалось что-нибудь эдакое. И не ожидалось даже, не думал об этом специально, просто внутри сидело – ну уж Колледж-то покроет все боярские навороты.

Получилось иначе.

Архитектура самого здания была почти бедной. Чуть-чуть резьбы, какие-то стильные башенки, но так – даже не в меру, прямые углы убрать. Возможно, не будь этой каменной мишуры, у Колледжа проявилась бы внешность особой простоты, которая иногда лучше вычурности, но и этого здесь не нашлось. Просто крупное, красивое, почти рядовое здание. Сразу видно, что учебное – такие здания вообще сразу видно, и Радужный Колледж не был исключением. Единственное отличие от прочих, вполне рядовых домов, которое Тарас не скоро и заметил, было то, что Колледж притягивал скользящий взгляд, причем притягивал сильно. Так ярко одетая женщина сразу выделяется в толпе, даже если вы не собирались на нее смотреть. А здание было вполне сереньким. Неброское, завораживающее пятно. Тарас не знал тогда, что это подпитка охранного периметра, и избыточность своего внимания, конечно, не заметил.

Впрочем, поначалу её никто не замечал.

Внутри впечатление снова изменилось. Помещения Колледжа были огромны. Коридоры и аудитории, внутренние висячие арки, фонтан в центре – это был настоящий дворец, и вскоре Тарас поймал себя на мысли, что не может столько пространства уместиться в каменной коробке. Он тогда вышел, чтобы точнее оценить размеры здания. Он даже промерил периметр обычными шагами. Несовпадение было почти в три раза. Позже он узнал, что число это может изменяться. Это довольно дорого, но было своего рода шиком, престижем заведения.

Тарас подумал, что как бы прощается и с Тверью, и со всем учебным великолепием, уже не ощущая себя частью Колледжа. Всё уходило, как прекрасный сон. И бороться, наверное, уже не имело смысла... Тараса переполняла пустота, он был насыщен ею, как Колледж дополнительным пространством.

Этот день был ещё хуже. Он сползал, не умея удержать ситуацию. Он не знал, что делать, устал концентрироваться, устал «держать контур» и вот-вот должен был попасть на настоящий пробой.

Земля дрожала под копытами.

– Что-то не так. – Длинноволосый блондин, цветный рыжего Андрея, осадил коня, и отряд тоже остановился. Ладья, скакавший впереди, не сразу обратил на это внимание, а когда увидел, раздраженно махнул перчаткой, призывая продолжать движение. Повинуясь приказу, рыцари снова тронулись в путь. Андрей подъехал к цветному и вопросительно на него посмотрел. Олег, не покидавший у шлагбаума основной массы всадников, прислушивался к чему-то невидимому. Андрей молча ехал рядом, зная, что в такие минуты цветного лучше не беспокоить. У Олега было острое «чувство движения», он реагировал на ошибки инстинктивно, как животные чувствуют север, и иногда эти ошибки ещё успевали исправлять.

Приняв окончательное решение, Олег снова натянул поводья, высоко вскинув руку.

– Стой! Ладья, стой!

Звеньевой развернул коня. Он по-прежнему выглядел раздраженным.