Славянские колдуны и их свита

По его по душеньку по Лазареву.
Вынимали душеньку честно и хвально,
Честно и хвально в сахарны уста,
Да приняли душу на пелену,
Да вознесли же душу на небеса…
Сослал Господь грозных ангелов,
Страшных, грозных, немилостивыих,
По его душу по богачеву;
Вынули его душеньку нечестно, нехвально,
Нечестно, нехвально, скрозь ребер его,
Да вознесли же душу вельми высоко,
Да ввергнули душу во тьму глубоко,
В тое злую муку – в геенский огонь.

Та же мысль выражена и в народной легенде[133 - Н. Р. Лег., 25.]: праведник умирает окруженный семьею; лежа на одре болезни, он дает своим сыновьям и снохам родительское наставление и навеки нерушимое благословение и прощается со всеми; Смерть является к нему с ангелами, вынимает душу, и ангелы относят ее на золотом блюде в пресветлый рай. Грешник же умирает посреди житейских забот и веселья: Смерть приходит нежданно-негаданно и ударяет его в голову тяжелым молотом. Грозных, немилостивых ангелов часто заменяют дьяволы, которые схватывают душу грешника как свою добычу. Сербская легенда[134 - Србскiй летопис, 1862, 1, 150–1.] повествует о святом архангеле, который поражал смертных: одного человека он иссек в куски, другого ударил ножом три раза, а на третьего только замахнулся – как он уже умер. По словам архангела, «у оног е првог човека душа грешна на неhе да изаhе из тела, зато сам га свега исекао; док самь е истерао. У оног другог човека душа е мало безгрешния, зато самь га трипут ударно. А душа овог треhе човека са свим е праведна, зато сам на ню само замахнуо, а она мени те у недра сама ускочи».

Выше было приведено свидетельство духовного стиха, что архангел Михаил перевозит души праведных через огненную реку. По мнению болгар, он, принимая душу усопшего, несет ее в мытарства и передает другим ангелам, а сам возвращается за другими душами; души грешников он схватывает за волосы, а праведных обнимает, как мать своего младенца. Прежде эта обязанность была возложена на архангела Гавриила. Однажды послал его Господь взять душу бедняка, у которого было много детей. Гавриил сжалился над ними и воротился, не исполнив приказания: «Как уморить его, Господи! ведь у него малые детки; они, несчастные, погибнут от голода!» Бог разгневался, взял у Гавриила меч и отдал его архангелу Михаилу. Но и Михаил, посланный предать смерти доброго семьянина, видя, как вокруг больного все проливали горькие слезы, почувствовал сострадание, воротился к Богу и сказал «Мне жалко поразить этого человека!» Тогда Господь завязал ему уши; архангел спустился на землю и взял душу, потому что не мог слышать ни плача, ни сетований[135 - Каравел., 267.]. Перед Смертью напрасны человеческие мольбы и рыдания; она глуха к ним, и эту неумолимость ее поэтическая фантазия болгар изображает тем, что Смерть является к людям с завязанными ушами. Русская легенда[136 - Н. Р. Лег., 26; SIov. pohad., 502–7.] рассказывает об ангеле, который в наказание за то, что не хотел взять души одной матери, должен был три года жить на земле. Родила баба двойню, и посылает Бог ангела вынуть из нее душу Ангел прилетел к бабе; жалко ему стало двух малых младенцев, не вынул он обреченной души и полетел назад к Богу. «Что, вынул душу?» – спрашивает его Господь. «Нет, Господи! у той бабы есть два младенца; чем же они станут питаться?» Бог взял жезло, ударил в камень и разбил его надвое, указал в трещине двух червей и провещал «Кто питает этих червей, тот пропитал бы и двух младенцев!» И отнял Бог у ангела крылья и осудил его в течение трех лет вести земную жизнь.

Наряду с легендами и стихами об ангелах смерти возникли средневековые сказания о борьбе ангелов и чертей за обладание душою усопшего; сказания эти известны и у немцев, и у славян. По свидетельству немецких памятников, во главе ангелов выступает архангел Михаил, как проводник душ в райские селения[137 - D. Myth., 796–7.]. По нашим преданиям, при одре умирающего присутствуют и спорят за его душу ангел-хранитель и дьявол; если добрые дела человека перевешивают злые, то ангел-хранитель прогоняет дьявола копьем, а если перевешивают злые дела – то ангел удаляется с плачем.

В числе других представлений Смерти особенною поэтическою свежестью дышит то, где она является невестою. Этот прекрасный образ объясняется из старинных метафорических выражений, уподоблявших кровавую битву свадебному пиршеству, а непробудный сон в могиле – опочиву молодых на брачном ложе. Умирая от ран, добрый молодец, по свидетельству русской песни, наказывает передать своим родичам, что женился он на другой жене, что сосватала их сабля острая, положила спать калена стрела. Когда Смерть сражает цветущего юношу, она (выражаясь поэтическим языком) сочетается с ним браком.

В сборнике «Westslawischer M?rchenschatz»[138 - С. 143–4.] есть любопытный рассказ, как один богатый юноша напрасно искал невесту, которая пришлась бы ему по сердцу. Раз встретил он прекрасную девицу в белом платье. «Куда идешь ты?» – спросила его красавица. «Ищу невесту по сердцу и об одном только прошу Бога, чтобы хотя единый час мог насладиться любовью, прежде чем умру». «Юноша, – сказала она, – я согласна быть твоею женою». Обрадованный и влюбленный, он повел ее в свой дом. Но когда прошел час времени, прекрасная невеста вдруг превратилась в старое и беззубое привидение: это была – Смерть. «О, неверная соблазнительница! ты меня обманула», – воскликнул жених. «Не я, а ты обманул сам себя! – возразила страшная гостья. – Ты обещал быть моим, и я беру тебя с собою». Она взмахнула острой косою, и юноша пал мертвый.

Болезни рассматривались нашими предками как сопутницы и помощницы Смерти, а повальные и заразительные прямо признавались за самую Смерть, и ни в чем так ярко не выступает стихийное значение этой древней богини, как в народных преданиях и поверьях о различных недугах. Немецкая легенда рассказывает, что одному юноше обещалась Смерть прежде, чем возьмет его душу, прислать своих послов, и он зажил весело и разгульно, не помышляя о последнем конце. Но вот он состарился и за ним явилась Смерть. На упрек, что она не исполнила своего обещания, Смерть отвечала: «Как, я не посылала к тебе моих послов? Разве не трясла тебя лихорадка, разве ты не чувствовал головокружения, лома в костях, зубной боли, ослабления зрения и глухоты?»[139 - Сказки Гримм, 177; Гальтрих, с. 62.]

Славянские названия болезней соединяют с ними мысль о карающем божестве: bogine – оспа, boza rana – язва, чума, bozj bic или boza moc (Божья сила) – падучая, бешенство, boza ruka – паралич; сравни: нем. der gotesslac, die gewalt gottes, die hand gottes (schlagfl uss, apoplexia) – названия, указывающие на быстрый, внезапный род смерти, в противоположность тем болезням, которые сводят человека в могилу только после продолжительных мучений. В русских областных говорах: божье, или божья немочь, – падучая; божья – эпидемия («божья ходит»); одержимых припадками беснования и помешанных называют божевольными и божегневными, что свидетельствует за древнейшее воззрение на болезнь как на Божью волю и Божий гнев[140 - О влиянии христ. на слав. яз., 123; Обл. сл., 12; Доп. обл. сл., 10; Москва, 1852, XXIII, 72: D. Myth., 1109–1110.].

Индусы изгоняли прокаженных из касты и лишали права владеть собственностию, так как эти несчастные поражены «Божьим гневом». В Европе долгое время верили, что каждая язва есть заявление Божественного гнева и требует всенародного покаяния. Изувеченных и калек называют: убогий, ubozatko; малоросс. неб?жчик, польск. nieboszczyk – покойник, то есть как бы отвергнутый светлыми богами, постигнутый небесною карою[141 - Старосв. Банд., 411; Обл. сл., 236.].

Далее, мы имеем положительные свидетельства языка, что болезни причислялись некогда к сонму нечистых духов. Областной словарь представляет тому обильные примеры: стрел – черт и стрелы – колотье: «пострел бы тебя побрал!», чемор – дьявол («поди ты к чемору!») и чемер – спазмы в животе или боль в пояснице, а чемерь – головокружение, страдание живота и болезнь у лошади; игрец – истерический припадок, кликушество и дьявол; худоба – сухотка, истощенность, худобище – конвульсии в тяжкой болезни, худая боль – сифилис, сибир. «в худых душах» – при смерти и худой – злой бес; черная немочь (не-мощь = не-дуг; мощный и дюжий – сильный, здоровый) – паралич, черна – скотская чума, черная смерть – мор, опустошавший Русскую землю в 1352 году (при Симеоне Гордом), и черный – эпитет нечистого духа, черный шут – дьявол; лядить – долго хворать, лядить – томиться, изнывать, хиреть, лядащий – бессильный, больной, негодный и ляд – черт: «ну те к ляду!» У белорусов лядашник – дух, причиняющий людям порчу: «лядашцик перелецеу ям?», то есть он стал полоумным, сумасшедшим; сравни: бес, беснующийся, бешенство и чеш. besny pes (бешеная собака).

Входя в человека или животное, демон порождает в нем болезненные припадки и безумную ярость; подобное же действие, производимое ядовитыми растениями, также приписывалось демонам: euphorbia называется у славян – бесово молоко, у немцев – teufelsmilch, atropa belladona – бешеная вишня и т. д. Ворогуша – лихорадка и враг (ворог) – дьявол; лихой – злой дух и болезнь у лошадей, старинное лихновьць (в Святославовом изборнике) – сатана, лихорадка (лихоманка, лиходейка), лихота – нездоровье, немощь, лиховать – быть нездоровым, чувствовать тошноту; тоснуть – болеть, скучать и тошная – нечистая сила, шатун – черт и шат – обморок, головокружение, болезнь у собак; вологод «тяжкая пришла», то есть посетила болезнь, и тяжк?н или тяжкой в значении дьявола; икота (икотка) – болезненный припадок и человек, одержимый бесом, икотница – страдающая икотою; притка – падучая и всякий нежданный, нечаянно приключившийся недуг («чтоб тебя разопритчило!», «мне на таком-то месте попритчилось!), а следующие выражения: «эк ця притка принесла!», «притка его ведат, откуда он!» – указывают на демона; сравни: «кой черт тебя принес!», «черт его ведает!». Лишай – гнойный струп на голове и дьявол[142 - Обл. сл., 28–29, 42, 73–74, 104, 108, 134, 179, 218, 231, 235, 251; 256–7, 263; Доп. обл. сл., 102: Приб. к Изв. Акад. наук 1853, 183; Этногр. сб. I, 176–7; Год на Севере, Максимова, II, 463; Материалы для истории письменности, ст. Буслаева, 8; Громанн, 8.].

Тесная связь нечистой силы с болезнями, расслабляющими тело человеческое, подтверждается и следующими названиями: облом (от ломать) – дьявол, домовой; костолом и кожедер – злой человек, леший, черт; в числе болезненных ощущений известен и лом в костях[143 - Обл. сл., 133; Библ. для Чт. 1848, X, 122.]. В апокрифической статье «Свиток Божественных книг» повествуется, что Господь, создавши тело первого человека, «поиде на небеса по душу Адамову; сатана же, не ведая, что ему сотворити, и тну тело Адамово перстом. И приде Господь ко Своему созданию, и виде тело Адамово, и рече: о дьяволе! что ты сотворил? Отвещав же дьявол Господи! забудет тебя сей человек; (но) аще у него что заболит, тогда Господа воспомянет. И Господь обрати (болезнь) Адаму внутрь, и оттого во всяком человеце… болезнь сотвори сатана; аще у кого поболит, тогда и вздохнет о Господе: помилуй мя!»[144 - Рус сл. 1862, II, ст. Пыпина, 55.] В другом апокрифе – в «Сказании, како сотвори Бог Адама»[145 - Пам. стар. рус. лит-ры, III, 12–13.] – читаем: создал Бог первого человека из восьми частей, «и поиде очи имати от солнца и остави Адама единого лежаща на земли. Прииде же окаянный сатана ко Адаму и измаза его калом и тином и возгрями. И прииде Господь ко Адаму и восхоте очи вложити, и виде его мужа измазанна, и разгневался Господь на диявола и нача глаголати: окаянне дияволе, проклятый! не достоит ли твоя погибель? что ради человеку сему сотворил еси пакость – измаза его? и проклят ты буди! И диявол исчезе, аки молния, сквозь землю от лица Господня. Господь же снем с него пакости сатанины и смесив со Адамовыми слезами, и в том сотвори собаку, и постави собаку и повеле стрещи Адама; а сам отиде в горний Иеру салим по дыхание Адамлево. И прииде вторые сатана и восхоте на Адама напустити злую скверну, и виде собаку при ногах Адамлевых лежащу, и убояся вельми сатана. Собака начала зло лаяти на диавола; окаянный же сатана взем древо и истыка всего человека Адама, и сотвори ему 70 недугов». Бог помилосердовал об Адаме, прогнал Сатану и обратил все недуги внутрь человеческого тела.

В народной легенде о Сотворении мира и потопе[146 - H. Р. Лег., 14.] сказано, что собака первоначально была создана голою и что дьявол соблазнил ее, угрожая зимними морозами и обещая ей теплую шубу (то есть шерсть); собака подпустила дьявола к первосозданному человеческому телу, а тот оплевал и охаркал его[147 - Предание это перешло и к мордве (Рус. Вест., 1867, IX, 229), и к черемисам: Юма, создавши человеческое тело, отправился творить душу, а к телу приставил пса, который тогда еще не имел шерсти. Злой Кереметь произвел такой холод, что пес едва не замерз, потом дал собаке шерсть и, допущенный к человеку, охаркал его тело и тем самым положил начало всех болезней. – Вест. Р. Г. О. 1856, IV, 282: Этногр. сб., V, роспись Межова, 41. Собака олицетворяет здесь стихийные силы природы, на что указывает и создание ее из слез, слюны и мокрот (древнейшие метафоры дождя).].

В связи с этими апокрифическими сказаниями должна быть поставлена и повесть о скверном бесе, занесенная в раскольничьи рукописи и на лубочную картину. Некий святый старец увидел в пустыне беса, от головы до ног оскверненного блудным гноем. «И рече ему старец: да почто не омылся еси в реце или в источнике? Он же рече: не велит ми вышний Бог… повелевает ангелу водному отгоняти нас; он же оружием огненным прогоняет нас. Старец рече ему: да где можешь измытися? Бес рече: пойду в християнские домы, и где обрящу сосуды непокровенны, ту вниду и измыюся; они же после мене приимут болезни тяжки – и кашлеве, и трясовицы, и иныя скорби»[148 - Лет. рус. лит-ры, т. V, отд. 3, 89–90.]. Сосудов и кринок с напитками и кушаньями не советуют оставлять непокрытыми, опасаясь, чтобы нечистая сила не осквернила их; если нечем покрыть, то должно по крайней мере перекрестить или положить сверху две лучины накрест.

Народная легенда[149 - Н. Р. Лег., 19.] рассказывает о черте, который засел в кувшин с водою, оставленный на ночь без этих предосторожностей. По ночам, так как в это время злые духи бывают особенно деятельны, не следует пить воды, тем более не благословляясь, иначе наживешь «водяную»[150 - О. 3. 1848, V, ст. Харитонова, 24. О страдающих запоем простолюдины думают, что они проглотили маленького чертика, когда тот плавал в рюмке вина. – Киевлян., 1865, 57.]. Итак, болезнь есть дело враждебного демона: нападая на человека, он касается его своею рукою, наносит ему гнойные раны, оскверняет его тело нарывами, вередами, сыпями, нередко даже поселяется в нем, грызет и мучит его различными му ками. Верование это принадлежит глубочайшей древности и встречается у всех индоевропейских народов. По мнению индусов, всякая зараза и смертность насылались на людей и стада Вритрою и подвластными ему демонами; зендская отрасль арийского племени приписывала создание болезней Ариману.

Atharva-Веда олицетворяет лихорадочный недуг (такман); его проклинают, гонят, вызывают из страждущего тела, и когда ничто не помогает, то кланяются ему как божеству и молят, чтобы он пощадил больного или поискал себе иного нечестивого человека. Силою чародейных заклятий колдуны могли не только изгонять болезни (amiva), но и напускать их на своих врагов[151 - Громанн., 147–8.].

Гомер[152 - Одис, V, 395–6.] приписывает тяжкие недуги прикосновению злого демона; и в античном мире, и в Средние века умопомешательство и падучую болезнь объясняли нападением нечистого духа[153 - Москв. 1853, XXIV, 195.]. Относительно славян подобное воззрение на болезни засвидетельствовано еще Нестором; рассказывая о Святополке (под 1019 годом), летописец выражается так: «…и бежащю ему, нападе нань бес – и расслабеша кости его, не можаше седети (на коне), и несяхуть и на носилех. Принесоша и к Берестью, бегающе с ним; он же глаголаше: побегнете со мною, женуть по нас! Отроци же его всылаху противу: еда кто женеть по нас? – и не бе никого же в след гонящего, и бежаху с ним; он же, в немощи лежа, всхопився глаголаше: о се женуть, побегнете! Не можаше терпети на едином месте, и пробежа лядьскую землю, гоним Божьим гневом, прибежа в пустыню межю ляхы и чехы – испроверже зле живот свой»[154 - П. С. Р. Л., I, 62–63.].

По свидетельству народных сказок, бес, поселяясь в жен и дев, отымает у них ум, слух, зрение, повергает их в бешеное, исступленное состояние и заставляет испытывать самые мучительные страдания[155 - Н. Р. Ск., I, 9, 10 и с. 143, по 3-му изд.]. В официальном показании шуян 1666 года читаем: «…то нам ведомо: Шуи посаду Яков Григорьев скорбел икотою и вне ума был весь и всячески от нечистого духа… а Василей Несмеянов скорбел от нападения нечистого духа, и его исцелила Пресвятая Богородица, как стал молебствовати. А про Иванову жену, Елизарьева сына Ожималова, Марфу, слышали мы от соседей, что она одержима была нечистым духом и ее исцелила Пресвятая Богородица в церкви на празднике своем – в литургию, в большой выход; и она ныне здрава стала, а скорбела трои сутки»[156 - Описание гор. Шуи Борисова, 428–9.].

В 1670 году шуяне подали новую сказку, в которой заявили: «…приезжают в Шую к чудотворному образу Пресвятой Богородицы смоленские, со многих городов и уездов, всяких чинов люди молиться, мужеский и женский и девич пол, и те иногородные люди привозят с собою различными скорбми одержимых от нечистых духов мужеский и женский и девич пол, и те скорбные люди… в Божественную службу мечтаются всякими кознодействы»[157 - Описание гор. Шуи Борисова, 345, 425.]. «Есть на Поморий (говорит рукописное житие Зосимы и Савватия) наволок Унежма; в месте же том (был) человек некий именем Никон. Сему Никону случися болезнь тяжка зело. Два кудесника бысть в волости той, имуще прюнекую межю собой. Никону же тому случися промежу их свидетельствовати; единому из них угоди, а другого оскорби». Последний «зельне огорчися», и «яко же обычай им укоренился злокозненного действа, бесовскою прелестию нача кудес бити – та же насылает беса на Никона»[158 - Щапов., 43.].

В повести о бесноватой жене Соломонии (XVII век) рассказывается, что однажды ей послышалось, «аки прииде некто ко храмине; она же возста от ложа своего и отверзи двери, и пахну ей в лице, и во уши, и во очи, аки некоторый вихор велий, и явися аки пламя некое огненно и сине… И бысть во всю нощь без сна; прииде на нее трясение и великий, лютый озноб, и в третий день она очюти у себе во утробе демона люта, терзающа утробу ее, и бысть в то время во исступлении ума от живущего в ней демона»[159 - Пам. стар. рус. лит-ры, I, 153.].

И до сих пор простой народ думает, что все калеки, расслабленные и хворые изурочены колдунами и нечистою силою[160 - Сахаров, I, 36.]; всякое телесное страдание и всякое тревожное чувство приписываются порче «недобрых людей», их завистливой мысли, оговору и сглазу и называются напускною тоскою; нервные болезни – кликушество, икота и падучая, – а равно грыжа, сухотка и колотье признаются поселянами за действие злых духов, насланных на человека на срок или навсегда мстительным колдуном. Сами больные, разделяя то же убеждение, выкрикивают во время припадков имена своих врагов, подозреваемых в наслании болезни, и обвиняют их в этом мнимом преступлении. Еще недавно, вследствие таких обвинений, производились судебные розыски. В Пинежском уездном суде хранится любопытное дело, решенное в 1815 году. Крестьянин Михайло Чухарев был обвинен в порче икотою своей двоюродной сестры Офимьи Лобановой, ту Офимью (сказано в прощении) теперь злой дух мучит. Чухарев показал на допросе, что действительно насылал порчу на свою двоюродную сестру, а научил его тому крестьянин Федор Крапивин.

Чара совершается так: снявши с себя шейный крест, должно нашептывать на соль: «пристаньте к человеку (имярек), скорби-икоты, трясите и мучьте его до скончания века; как будет сохнуть соль сия, так сохни тот человек. Отступите от меня, дьяволи, а приступите к нему». Наговорную следует бросить на дорогу или вообще на то место, которым должен проходить осужденный на икоту. Суд приговорил Чухарева к тридцати пяти ударам кнутом и к публичному церковному покаянию. Г. Максимов, сообщивший это дело в своей прекрасной книге «Год на Севере», слышал от ямщика рассказ о девке-икотнице, у которой сто бесов живот гложут![161 - Владим. Г. В. 1844, 53. Кавказские горцы бешенство и бред приписывают влиянию нечистой силы. – Совр., 1854, XI, смесь, 2; подобные же верования встречаем у разных инородцев. – О. 3. 1830, ч. XLIII, 219; Вест. Р. Г. О. 1856, I, смесь, 28.]

При таком взгляде на болезни весьма естественно было представлять их существами живыми, одушевленными. Клятвы различными недугами, доныне произносимые простолюдинами в пылу гнева или досады, были некогда действительными призывами злых демонов на врагов и обидчиков: «вбий тя трясця!», «хай тебе хиндя потрясе!», «щоб тебе родимец[162 - Паралич. – Обл. сл., 191.] побив!» (великорус. «родимец тя возьми!»), «щоб на тебе причина (притка) вдарила!», «бодай тебе грець вимивав!», «щоб тебе лють турнула!», «щоб тебе лунь вхопила!»[163 - «Лунь его вхопив» – он околел. – Старосв. Банд., 387.], «щоб его смуток (печаль, тоска) узяв!», «смуток би на тя темшй та чорнш упав!», «черт би тебе спик!», «черт би вбив (или: мучив) твого батька!»[164 - Номис, 73.].

Следуя оборотам, употребительным в немецком языке, болезнь наталкивается, наскакивает, нападает, хватает, осиливает – sie st?sst an, f?llt an, ?beff?llt, ?berlauft, packt, greift an, ?berw?ltigt den menschen; у нас говорят о тяжкой болезни, что она с ног свалила[165 - D. Myth., 1106.].

Нечистая сила смерти и недугов изображается в народных преданиях вечно голодною и прожорливою; она с жадностью бросается на людей и животных и питается их кровью и мясом. По народному выражению, больной изнашивается[166 - Износиться – похудеть. – Обл. сл., 74.]: полнота и крепость его тела как бы поглощаются злобными демонами; напротив, исцелить, то есть восстановить здравие, буквально означает сделать человека целым. За родство понятий смерти и голода свидетельствуют: гот. svults – mors и сканд sultr – fames, греч. ??µ?? – голод и ???µ?? – моровая язва[167 - D. Myth., 842.]. О «черной смерти» летописец выражается: «…егда бо внидяше где в который род или в осподу (вар. в семью) болезнь лютая и смертное то жало, мряху бо сполу наборзе… (сравни: «божья ходит», «тяжкая пришла», «болезнь посетила»). Сана светлостью не умалена бывает Смерть[168 - Т. е. она не взирает на сан.], на всех бо вынизает многоядные свои зубы»[169 - П. С. Р. Л., IV, 61.].

Итак, моровой язве даются острые зубы и жало. То же представление соединяют с болезнями и сербы, как очевидно из их заклятий: «болест га jeлa!», «тако ме губа (проказа) не jeлa!», «тако ме живина (рак) не гризла!» (или: не драла!), «тако ме не jeлa губа до паса, а живина од паса!», «тако ме помама (бешенство) не напала!»[170 - Срп. н. послов., 21, 298–9.]. Название грыжа (грызь = резь, ломота, ноющая острая боль) происходит от глагола грызу[171 - Толков. сл., I, 356.]. Сибиряки считают оспу за нечистого духа, который бродит по свету и питается мертвыми телами, а потому, желая умилостивить его, нарочно убивают скотину[172 - Абев., 77–78.]. В великорусских губерниях поселяне убеждены, что Оспа ходит с клювом и, ударяя им, пятнает человека щедринками[173 - Послов. Даля, 430.]; областные названия оспы – шадра и свороб; щадрйвый, шадровитый – рябой, шадрина – рябинка, своробатый – шероховатый[174 - Обл. сл., 200, 261.]. В Олонецкой губернии заболевшего оспою приносят к другому, хворому тою же болезнью, и он отвешивает ему три поклона и произносит: «Прости меня Оспица, прости Афанасьевна, чем я пред тобою согрубил, чем провинился!»[175 - Обл. сл., 144.]. Прощать в старинном языке употреблялось в значении выздороветь, исцелиться от болезни. Новые греки представляют Оспу мифической женщиной[176 - D. Myth., 1113.]. Народное суеверие утверждает, что когда начинается болезнь, то следует не ложиться на постель, а стараться быть на ногах, чтобы она не взяла силы и не одолела человека[177 - Рус. в св. посл., IV, 88.].

Нечистые духи, в своем древнейшем, языческом значении, были существа стихийные, демоны темных туч, опустошительных гроз, вихрей и вьюг, то посылающие на поля и нивы безвременные ливни и град, то задерживающие в облачных горах животворную влагу дождя и карающие землю засухою; в том и другом случае они истребляют жатвы и лишают человека его насущной пищи. К разряду стихийных демонов причислялись нашими предками и болезни, как порождение тех же естественных причин – простуды, сырости, томительного зноя и вредных испарений, разносимых буйными ветрами, – и как обычные спутники неурожаев, вслед за которыми в древности всегда шествовал мор. Atharva-Веда свидетельствует, что воспалительный недуг (такман) появляется тогда, когда жаркие лучи солнца воздействуют на болотистую почву = когда огонь иссушит воду.

Эпидемические, заразительные болезни слывут на Руси: поветрие (польск. powietrze), ветроносное язво[178 - Библ. для Чт. 1848, IX, 51.] и мор; с последним названием родственны слова: обморок – болезненный припадок, мгла, туман, и обморочить. Летучая, или ветряная, оспа называется в Ярославской губернии «лоп?ха» – слово, означающее также снег, падающий большими хлопьями[179 - Обл. сл., 105, 134, 141.]. У немцев болезнь лошадей и рогатого скота – der b?se wind, в Швейцарии рожа – wolken, fl iegende wolke[180 - D. Myth., 1112, 1115.]. По мнению народа, болезни посылаются по ветру или по воде: «с ветру пришло», «с воды приключилося». Колдун выходит на дорогу и выжидает, не подует ли попутный ветер в ту сторону, где живет обреченный на порчу. Выждавши, он берет с дороги горсть пыли или снегу (смотря по времени года) и бросает на ветер, причитывая: «…ослепи (запороши) у раба такого-то черные очи, раздуй его утробу толще угольной ямы, засуши его тело тоньше луговой травы!»[181 - Потебня, 80–81; Сахаров, I, 36.].

Главные напускные болезни – икота и стрелы. Икотою называют на севере России припадки кликушества; икать во Псковской губернии – кричать, кликать[182 - Доп. обл. сл., 73.]. Силою чародейного слова нечистый дух заклинается на чье-нибудь имя; быстро летит он на крыльях ветра, и первый встречный, кто носит означенное имя, делается его жертвою. Иногда наговаривают икоту на камни или насекомых, и тот, кто запнется о такой камень или проглотит летучую мошку, подвергается истязаниям злого демона.

Стрелы (колотье) напускаются так: берется коровий рог, насыпается песком, дресвою, истолченным стеклом, и все это выдувается в отверстие рога, с заклятием на известное лицо. Ветер подхватывает песок, дресву и стекло, несет их на человека и производит в нем такое ощущение боли, как будто вся внутренность его была наполнена острою пылью и режущими осколками[183 - Карман, книжка для любителей землеведения, 315; Очерки Архангельской губ. Верещагина, 181–3; в крестоцеловальных записях читаем: «…ни ведовством по ветру никакого лиха не посылати».]. Эта чара и самое название болезни напоминают нам: с одной стороны, эпическое выражение Слова о полку о ветрах, веющих с моря стрелами, а с другой – то старинное олицетворение ветров, которое представляло их дующими в рога и трубы.

По свидетельству народных преданий, нечистые духи, купаясь в источниках, оскверняют воды и порождают различные недуги. Эти источники первоначально означали дождевые тучи, живительная влага которых иссушается знойным дыханием демонов – губителей земного плодородия; впоследствии же в них стали видеть обыкновенные омуты и болота, заражающие воздух своими тлетворными испарениями в жаркие месяцы лета. Немцы, чехи и лужичане думают, что во время солнечного затмения (собственно, перед началом грозы, когда солнце помрачается сгущенными тучами и воздух делается томительно-удушливым) нечистые духи пускают с неба яд и отравляют источники; поселяне закрывают тогда колодцы, не решаются брать из них воду для питья и не выгоняют скота в поле[184 - Beitr?ge zur D. Myth., I, 235; Громанн, 28; Neues Lausitz. Magazin 1843, III – IV, 337; см. также т. II Поэт. воззр., с. 282–3. То же представление о порче небесных вод распространялось и на тучи, окованные зимними стужами; чехи не купаются до Юрьева дня, потому что до этого срока вода бывает испорчена, отравлена нечистою силою (Громанн, 51).].

Германские племена приписывают болезни влиянию раздраженных эльфов: своим прикосновением и дыханием (дуновением) эльфы причиняют людям и домашним животным расслабление и смерть; кому нанесут они удар, тот теряет память и умственные способности, паралич называется dvergslagr (zwergschlag), слабоумие есть знак, что человека коснулась мстительная рука эльфа – elbentr?tsch (bl?dsinnig, geistesschwach). По указанию народных саг, лица, попадающие к эльфам, редко возвращаются назад, а если кто и воротится – то наверно на всю жизнь останется полоумным: верование это совпадает с общераспространенным на Востоке, в Иудее и в средневековой Европе мнением, что бесноватые одержимы злыми духами, которые поселяются в них, как беспокойные, раздражительные мары (poltergeister) в жилище избранной семьи. Участие в танцах эльфов делает человека расслабленным.

Болезнь, известная в медицине под именем Виттовой пляски (chorea sancti Viti) и состоящая в судорожных, непроизвольных подергиваниях всех членов тела, названа так вследствие уподобления ее прихотливой пляске грозовых духов, сопутствующих Святовиту в его бурном шествии по воздушным пространствам. В Ирландии и Шотландии убеждены, что дуновение эльфов вызывает на теле желваки, чирья, вереды (греч. ????? – пятна на коже, сыпь); в Норвегии болезнь воспалительного свойства называется alvgust, alvild = elfenfeuer, ср.-сев. ?lfabruni; она нападает на человека, как скоро он ступит на то место, где эльфы пролили воду или наплевали.

Белорусы не решаются ступать ни на след, остающийся на земле от ведра с водою, ни туда, где волк зарезал козла, где был заколот петух, где валялись лошади или собака скребла лапою; в противном случае неосторожный подвергается чесотке и тело его покрывается лишаями[185 - Нар. сл. раз., 151–3.]. Ведра указывают на те сосуды, из которых грозовые духи лили на землю дожди, а петух, козел, конь и собака – на их животные превращения.

В сагах эльфы плюют в глаза того, кто вздумает подсмотреть их игры, или дуют на него и тем самым ослепляют любопытного. Вообще советуют при всякой встрече с ними поспешно удаляться в сторону. Эльфы имеют при себе л?ки и стрелы (молнии); этими стрелами они убивают людей и животных или причиняют им тяжкие страдания. Ощущение, производимое болезнями, язык сближает с ударом острого оружия: лом («daz gegihte brach ir hend und f?eze»), колотье (seitenstechen), резь, стрельба и проч. Эльфы могут умерщвлять человека даже своим сверкающим взором. Кто воспользуется от яств и напитков, для них назначенных, тот (по шотландской саге) будет наказан смертию. Лихорадочный озноб (трясца) и стеснение в груди во время сна (удушье) приписываются их же злобе. Ирландский phuka прыгает в вечернем сумраке на спину путнику и не оставляет его до тех пор, пока он не упадет обессиленный на землю. У средневековых поэтов эльф – злой дух, который взнуздывает сонного человека, ездит на нем, трясет его и таким образом доводит до совершенного истощения сил «der alp zoumet dich», «der mar ritet dich». Эльфы и мары (сканд и швед. тага, англ. nightmare, голл. naeht mаеr) сочетали в себе представление грозовых гениев с душами усопших; но так как душа уподоблялась бабочке и ее личинке (червяку) и так как самые эльфы произошли от червей (молний), то отсюда возникло верование, что alp, посылаемый колдунами, вылетает из их сросшихся бровей бабочкою, садится на грудь спящего человека и начинает давить его; это напоминает нам убийственные взоры вия, предающие все гибели, как скоро будут подняты его длинные брови и ресницы, то есть открытый взгляд молнии разит смертию (брови и ресницы – метафоры облаков).

В Швейцарии toggeli означает мотылька и эльфа; в старинных процессах о ведьмах злой дух – der elbe изображается прилетающим в виде бабочки; литов. drugis – бабочка и fi ebervogel, летт. drudsis – летучая моль и лихорадка; литов. druggis – kreczia, летт. drudsis kratta – трясет лихорадка. Жгучая опухоль под ногтем пальца называется der wurm. der umlaufende wurm; опухоль на руках и ногах, сопровождаемая нагноением, – der haarwurm, по-русски – волос или волосень и, по мнению наших крестьян, бывает от червя-волосатика; одышка – herzwurm; собака впадает в бешенство от червя, который сидит у ней под языком; blasende wurm – болезнь лошадей.

Чехи убеждены, что каждый человек имеет в своем теле червя, от которого и зависит его жизнь; сверх того, они рассказывают о зловредных червях, из которых одни точат сердце, другие пьют кровь, а третьи пожирают принятую человеком пищу – предание, принадлежащее глубочайшей древности, ибо уже в Атарведе встречаем заговоры, направленные на убиение червя, который гнездится в голове, внутренностях или крестце больного[186 - Обл. сл., 27; Громанн, 152–3.]. Итак, грызущая боль недугов сравнивается с подтачивающим тело червяком; входя внутрь человека, злой эльф принимает образ этого насекомого и начинает поедать мясо и пить кровь, почему поляки червей, причиняющих людям болезни, называют biale ludzie. Те же верования разделяли и греки, как видно из свидетельств языка: ????????, ???????? (aufspringer) – демонический дух, который давит по ночам и производит лихорадочное ощущение; ???????, ??????? – эльф; ???????, ??????? – лихорадка, озноб и удушье; ??????? означает также и бабочку[187 - D. Myth., 429–430, 967–8, 1107–12, 1115; Irische elfenmarch, с. XIV, СII – CVIII; Beitr?gc zur D. Myth., II, 280.].

Приведенные нами выше народные названия болезней, известные на Руси и у других славян, не оставляют ни малейшего сомнения, что в древности они признавались за существа демонические, подобные злым эльфам. Предание дает им Божий бич и стрелы и все телесные страдания рассматривает как следствие от удара или укола их оружия: болезнь – это Божья рана или язва, нанесенная рукою незримого духа, свидетельство его карающей силы и раздражения («Божья мочь», «Божий гнев»). Чтобы предать людской род болезням, Сатана истыкал перстом или, по другому варианту, древом (жезлом, палицею) тело первого человека; поселяне называют недуги притками, от глагола приткнуть – коснуться.

В устах народа употребительны клятвы: «Чтоб тебя родимец и трясца побили!», «Чтоб тебя притка ударила!», «Чтоб тебя язвило, пятнало, стреляло!»[188 - Сын Отеч., 1840, т. V, 283; Обл. сл., 273.]. Мы доселе говорим: разбит параличом, а в областных наречиях эту болезнь обозначают выражением: его прострелило[189 - Доп. обл. сл., 220.]. В грамоте царя Алексея Михайловича к боярину Морозову читаем: «…а про смертоносную язву не пишете, престала ли или нет… и которого числа дияка нашего Петра Стеншина пострелило?»[190 - Записки отд. рус. и славян, археолог., II, 725.]. Сибирской язве дают названия змеиный пострел[191 - Толков. сл., прибавл. 5.]; колотье и головная боль (мигрень) у чехов называются strily, у русских – стрелы; стреляет – чувствуется колотье; во Псковской губернии стрели цы – болезнь коров[192 - Громанн, 160; Доп. обл. сл., 220.]. В первой песне «Илиады» поэт рассказывает, как разгневанный Аполлон взялся за серебряный лук и, пуская крылатые стрелы, наслал на ахейское войско моровую язву; тем же оружием поразил он и детей Ниобеи. Подобными стрелами обладала и богиня Артемида. Одиссей обращается к тени своей матери с вопросом: скончалась ли она медленно от тяжкой болезни или вдруг Артемида тихой стрелой ее поразила? В другом месте «Одиссеи» говорится о блаженной стране, где люди умирают не от старости и болезней:

Лук свой серебряный взяв, Аполлон с Артемидой нисходят
Тайно, чтоб тихой стрелой безболезненно смерть посылать им.

Это – быстрый удар паралича, разом, без долгих страданий пресекающий жизнь[193 - Одиссея, XI, 170; XV, 403 и дал.; Der Ursprung der Myth., 108.]; сравни с русским преданием о добрых ангелах, мгновенно изъемлющих душу добродетельного человека, чтобы водворить ее в райских селениях. Когда ребенок страдает неизвестною болезнью, мечется и кричит по ночам, простолюдины кладут ему под голову – мальчику небольшой лук со стрелою, а девочке пряслицу, причитывая: «Щекотиха-будиха! вот тебе лучок (или пряслица), играй, а младенца не буди»[194 - Послов. Даля, 403.]. О лесунках и русалках рассказывают, что они, завлекая путника, щекочут его до тех пор, пока не упадет он бездыханным; поэтому название болезни щекотихою намекает на связь ее с этими эльфическими девами: прилегая к ребенку, она щекочет (мучит) его и тем самым отымает у него сон.

Как все облачные (водяные) девы, русалки представлялись пряхами, приготовляющими туманные покровы, которыми они застилают небо, и потому пряслица точно так же указывает на стихийный характер демона-болезни, как и лук со стрелами. У чехов девица, захворавшая лихорадкою, должна трижды обежать пруд и, обегая, в первый раз бросить в воду кусок хлеба, во второй – веретено, а в третий – пачку льна; эти приношения задерживают лихорадку в ее подводном жилище, и она уже не приходит в обычное время мучить больную. Отсюда же объясняется обычай мерить больного ниткою, сожигать ее на огне, а оставшийся пепел разводить в воде и давать пить во время припадков[195 - Громанн, 163, 178.].

Сербские вилы, сродные с нашими русалками и немецкими эльфами, причисляются к мифическим пряхам, мечут смертоносные стрелы, отравляют источники, повергают людей в тяжкие болезни и отымают у них разум О лужицкой полуднице, принадлежащей к тому же разряду духов, рассказывают, что она является на поля допрашивать женщин, как должно обрабатывать лен, и тем, которые не сумеют дать ей ответа, свертывает шеи; в средневековых памятниках daemon meridianus (у греческих писателей – µ???µ?????? ???µ??) – падучая болезнь; у чехов polednice – название недуга[196 - D. Myth., 1114.]. Замечательно, что в нашем народе слово «полудновать» употребляется в значении: жить последние минуты перед смертию[197 - Обл. сл., 168.].

В песнях встречаем следующий оборот: «Мало Стафиде можется – едва душа в теле полуднует», «Дерется Добрыня с бабой-горынинкой, едва душа его в теле полуднует»[198 - Кирша Данилов, 365, 385.]. Рядом с полудницами в Архангельской губернии знают двенадцать сестер-полуночниц (мар), которые нападают ночью на детей и заставляют их кричать от боли[199 - Пам. книжка Арханг. губ. на 1864 г., 17.]. Припадки кликушества[200 - Кликуша = крикуша, крик и крич = клик и клич. – Обл. сл., 93.] называются «игрец» – слово, которым обозначается и нечистый дух; это указывает на древнее воззрение, что бес, входя в человека, мучительно играет им. Соответственные выражения находим у чехов, которые об умершем говорят: «Smrtka s mm pohrаvа»[201 - Гануш о Деде и Бабе, 63.], в Несторовой летописи: «…бес тобою (волхвом) играет на пагубу тобе»[202 - П. С. Р. Л., I, 75.] и в русской поговорке «Чем черт не шутит!». Шут – дьявол, домовой, леший, шутик – злой дух, шутить – проказить, говоря о нечистой силе[203 - Обл. сл., 269.].