Бронебойщик

– Если бы не холмы, все дрова вывезли бы в Нур на машинах.

– А почему ты себе машину не купишь?

– На какие шиши? – полуобернувшись, спросил Ферлин.

– Но ты же бывший солдат, Ферлин. У тебя ранения были…

– И что?

– А то. Хэнка из деревни знаешь?

– Знаю.

– У него племянник солдатом был и ранения имеет. Так он на пенсию такой дом в Нуре отгрохал, что только держись. И никакого железа, только из кирпича. И автомобиль купил настоящий, на бензине работает. Правда, говорят, неновый. Но все равно хорошо.

– А в деревне думают, что раз солдатом был, значит, денег куча? – спросил Ферлин и поправил на плече ружье.

– А разве нет? У нас на пустоши все парни в вербовочной конторе перебывали, только никого не берут…

– Дураки, – обронил Ферлин и покачал головой.

– Почему?

– Да потому, что не все солдаты возвращаются с деньгами.

– Как это?

– Очень просто. Если довоевал до конца контракта, то да, пенсия будет хорошая. Думаю, этот племянник Хэнка получает лир триста…

– Ого!

– Не так уж и много, был бы унтер-офицером, получал было вдвое больше. Но дело не в этом. Если ты не дослужил свой срок и тебя уволили по ранению, то получаешь самый минимум – шестьдесят лир и точка.

– Шестьдесят лир? – переспросил Джек и вздохнул. Если бы у них с матерью были такие деньги, он был бы счастлив. А так Джек, как и все его сверстники, мечтал только о возможности завербоваться в армию, в здешних местах работы не стало никакой, в особенности с тех пор, как иссякли все источники минатурита – ценного металла, которого было много во всей этой брошенной технике.

Особенно в самолетных обломках.

Весь район, от Северного моря и до Измарских гор на юге, был завален этими обломками, что привлекало сюда людей со всего материка.

Они приезжали по одному и целыми семьями, строили дома из тех же обломков и принимались за поиски минатурита. Эта лихорадка длилась около десяти лет, потом все собрали, деревни исчезли и постепенно утонули в мокром песке пустошей, а население Нура сократилось втрое.

– А скольку нужно на автомобиль? – спросил Джек, когда они молча прошагали еще полчаса.

– Ну, на самый простой и неновый четыреста лир…

– Четыреста – это много.

– Немало. А ты думал, почему я в железном сарае живу, а не в доме из кирпича? Видимо, в деревне меня тоже не понимают.

– Говорят, жадный, – подтвердил Джек и улыбнулся.

– Жадный, – усмехнулся Ферлин и остановился на повороте цепочки дюн.

– Вон там, у горизонта, темное марево, видишь?

– Вижу, – после некоторой паузы ответил Джек.

– Это и есть Ривенские болота.

– Вроде недалеко…

– Напрямик недалеко, – согласился Ферлин, поправляя ружейный ремень. – Только мы вон какого кругаля даем!

И он отмахнул рукой, показывая размеры этого «кругаля».

– А прямо нельзя?

– Можно, только потонешь. Там везде много воды и дно кое-где зыбучее…

– На зыбучем дне сапиги водятся, – заметил Джек и почувствовал, что проголодался.

– Водятся. Как обратно пойдем, я тебя немножко поучу, как сапиг ловить.

– Я умею.

– Да ну! – пренебрежительно отмахнулся Ферлин. – Как все, на хворостинку?

– А как еще?

– На хворостинку сапигу больше чем в кило не поймаешь.

– А ты поймаешь больше? – усмехнулся Джек, считавший себя достаточно опытным и удачливым ловцом.

– Пять кило, не меньше. Но это потом, после охоты. А сейчас давай двигаться, нам к положенному часу прибыть нужно, и никак не позже.

3

Через три часа ходу по заросшим лесом дюнам Ферлин сделал привал, и они поели козьего сыра с отварным речным картофелем, который назывался так только из-за внешнего сходства с настоящим картофелем, а на самом деле был плодом коричневых пресноводных водорослей, в изобилии водившихся в водоемах песчаных пустошей.

Клубни водорослей были ядовиты, чтобы употреблять их в пищу, приходилось подолгу вымачивать в подсоленной воде, сменяя ее три раза, пока она не переставала окрашиваться в фиолетовый цвет.

После этого клубни варили, тогда по вкусу они действительно напоминали вареный картофель.

– Ну что, ты не слишком устал? – спросил Ферлин, когда они, попив воды, подремали в тени несколько минут.

– Нет, я в порядке, – заверил его Джек.

– Точно?