Истина и судебная достоверность

Освещая вопрос о независимости суда, мы опускаем историко-хронологический обзор (с момента и в период существования СССР до настоящего времени). Эта тема, безусловно, представляет научный интерес и в последнее время широко освещается российскими правоведами[53 - См., например: Лебедев В. М. Судебная власть в современной России. Проблемы становления и развития. 2001; Стецовский Ю. И. Судебная власть. М., 2000; Савицкий В. М. Организация судебной власти // Становление судебной власти в обновляющейся России. М., 1997; Алексеева Л. Б. Судебная власть в правовом государстве. М., 1991; Ржевский В. А., Чепурнова H. М. Судебная власть в Российской Федерации: Конституционные основы организации и деятельности. М., 1998; Морщакова Т. Г. Судебная реформа. М., 1990 и др.], однако она не связана напрямую с поставленной нами задачей. В рамках настоящей работы не будет затронута и другая весьма интересная тема – об исторических корнях возникновения суда как особого института регулирования общественных отношений.

Отметим лишь, что выводы известного московского адвоката П. Баренбойма, содержащиеся в книгах «3000 лет доктрины разделения властей. Суд Сьютера» и «Первая конституция мира. Библейские корни независимости суда», в соответствии с которыми судебная власть как самостоятельный, специфический регулятор общественных отношений, позволивший на определенном этапе развития общества объединить и консолидировать разрозненные социальные образования, хронологически возникла в качестве самостоятельной, относительно оформленной ранее других ветвей власти, не лишены основания и выглядят вполне убедительно[54 - См.: Баренбойм П. 3000 лет доктрины разделения властей. Суд Сьютера; Он же. Первая конституция мира. Библейские корни независимости суда.]. Кроме того, касаясь данной темы, необходимо отметить то обстоятельство, что история человеческой цивилизации представляет собой череду постоянных, непрекращающихся внутренних и внешних конфликтов и войн, захватов территорий и собственности, а также борьбу за власть – чаще жестокую, беспощадную и кровопролитную, нежели гуманную и рациональную. При этом в силу своей специфики (здесь уместно вспомнить теорию П. Баренбойма о божественном происхождении судебной власти) судебная власть всегда оказывалась выше любых претензий на абсолютное господство.

2.3. Независимость судей: формально-правовое и реальное обеспечение

Вопрос о независимости судей прямо вытекает из принципа разделения властей и самостоятельности судебной власти, однако не является тождественным самостоятельности судебной власти. «Самостоятельность судебной власти связана с принципом разделения властей, с особой сферой приложения ее усилий, со специфическими способами ее взаимодействия с другими ветвями власти. В этом смысле реализация судебной власти рассматривается как правоприменительная деятельность, которая, с одной стороны, как бы принимает эстафету нормативного регулирования, продолжая его в казуальной форме, дополняет властность закона своей властностью, а с другой – имеет полномочия контролировать правовой характер нормативных актов, защищать права граждан от произвола властей, толковать и конкретизировать закон, вырабатывать так называемые правоположения подзаконного характера. Иными словами, самостоятельность судебной власти характеризуется ее местом и ролью в сложном механизме государственного управления обществом, построенного на принципе разделения властей, их взаимодействия, сдержек и противовесов»[55 - Лебедев В. М. Судебная власть в современной России. Проблемы становления и развития. С. 35–36.].

Правовое закрепление независимость судей получила в ст. 120 Конституции РФ. «Без независимого и беспристрастного суда нет судебной власти, нет прав человека. Под девизом “быть слугою, а не лакеем правосудия” прошла жизнь выдающегося дореволюционного юриста А. Ф. Кони», – пишет Ю. И. Стецовский, и продолжает: «Когда министр юстиции К. И. Пален спросил, ручается ли он за осуждение Веры Засулич, Кони сказал о неуместности ему, “председателю суда, приходить и говорить с Вами об исходе дела, которое мне предстоит вести. Все, за что я могу ручаться, это за соблюдение по этому делу полного беспристрастия и всех гарантий правильного правосудия”»[56 - Цит. по: Стецовский Ю. И. Судебная власть. С. 54.].

Правовая формула, по которой судьи независимы и подчиняются только закону, является простой, объемной, общей и сама по себе – без реального разделения властей в обществе, без самостоятельности судебной власти, без конкретных материальных, социальных, правовых гарантий, а также комплекса мероприятий по претворению в жизнь этих гарантий и четкого механизма их соблюдения – представляет собой не более чем декларацию или, хуже того, пустой звук. В этой связи следует отметить, что предпринимаемые государством попытки обеспечить судьям социально-экономические гарантии – помощь в решении жилищных проблем, относительно достойную оплату труда, возможность ежегодно проходить психологическую и физиологическую реабилитацию, необходимые условия для отправления правосудия (приемлемые помещения, оргтехника, увеличение штатов, в том числе и судейского корпуса) – являются объективно необходимыми и в известной мере способствуют реализации принципа независимости судей.

Однако независимость судей – проблема комплексная. Известно, что жить в обществе и быть свободным от общества невозможно. В этом смысле никакой независимости ни у кого не было, нет и быть не может. Понятно также, что принцип независимости судей подразумевает относительную независимость судьи в рамках разрешения конкретного правового конфликта и абсолютное подчинение закону во время выполнения данной функции. Таким образом, когда мы говорим о независимости судей, понятно, что требование этой независимости ограничивается рамками отправления судьями правосудия. И вот в этом объективном противоречии (когда судья, с одной стороны, должен быть независим в рамках своей служебной деятельности при разрешении конкретных правовых споров, а с другой стороны, безусловно, остается зависимым, несвободным не только в повседневной, но и в профессиональной жизни) заключается суть проблемы реального претворения в жизнь принципа независимости.

Идеальным воплощением принципа независимости судьи при отправлении им правосудия может служить такая ситуация, когда судья, разбирая конкретный правовой конфликт, не думает о необходимости обеспечения своего жилья теплом; о поиске средств на содержание семьи; о потенциальных возможностях участников правового конфликта написать гнусную статью в газету или грязную жалобу в судебный департамент, в квалификационную коллегию; о заинтересованности в исходе дела сильных мира сего; о «подводных течениях», которые могут возбудить негативное отношение к принятому решению со стороны прокуратуры – органа, надзирающего за законностью; и, наконец, о том, в какой состав суда следующей судебной инстанции попадет его дело с жалобой недовольной стороны.

Идеально, когда судья в совещательной комнате думает только о комплексе имеющихся по делу доказательств, анализирует эти доказательства с позиции их относимости, допустимости, достоверности, достаточности, оценивает позиции спорящих субъектов с точки зрения имеющихся доказательств и на основе действующих норм права принимает конкретное решение. К этому идеалу необходимо стремиться. Вполне понятно, что решение данной задачи зависит от многих факторов, и важнейшим из них следует признать юридические гарантии независимости судей, в том числе правовую регламентацию статуса судей.

Юридические гарантии независимости российских судей закреплены в Конституции РФ, Законах «О статусе судей в Российской Федерации», «О судебной системе Российской Федерации» и ряде других нормативных актов. Комплексную регламентацию юридических гарантий независимости судей можно сгруппировать по следующим направлениям: способы формирования судейского корпуса и сроки полномочий судей; финансирование судов; материальное и социальное обеспечение судей; цензы судьи; неприкосновенность судей; ответственность судей и дополнительные гарантии в случаях привлечения их к административной или уголовной ответственности. Следует отметить, что правовая регламентация независимости судей в настоящее время стала серьезным успехом демократических сил на пути к построению правового государства и созданию условий для глубоких демократических преобразований нашего общества. В частности, «Закон о статусе судей вобрал в себя практически весь положительный опыт, накопленный демократическими системами в части реализации принципа независимости судей, выступающего гарантией права каждого гражданина на справедливое и независимое правосудие (ст. 14 Пакта о гражданских и политических правах и ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод)… Все меры, направленные на укрепление и защиту независимости судей, предпринимаются не с целью предоставления льгот судьям, а с целью предоставления гражданам надежной судебной защиты. Именно с этих позиций и должна рассматриваться проблема независимости российских судей»[57 - Лебедев В. М. Судебная власть в современной России. Проблемы становления и развития. С. 37–38.].

Следует отметить, что последние «изменения в Законе о статусе судей достаточно радикальны. Необходимость принятия этих изменений во многом продиктована тем, что в последние годы судебная власть подверглась серьезной критике всеми ветвями власти, практически всеми средствами массовой информации. В основе претензий к судам – три обвинения. Волокита, коррупция и абсолютная безнаказанность судьи. При этом последнее обстоятельство трактуется как условие, дающее судье возможность вынесения решений, противоречащих интересам общества, гражданина, властных структур, а также возможность вынесения решений в интересах криминалитета. Таким образом, судьи обвиняются в том, что они независимы от граждан и общественности и, напротив, находятся в зависимости от меркантильных, денежных влияний»[58 - Полудняков В. И. Современная российская судебная реформа. На пути в мир правосудия. С. 67.].

Однако «судьи – самая законопослушная часть общества, населения. Они, разумеется, должны в первую очередь исполнять законы… В каких условиях это осуществляется, объективны ли обвинения, не происходит ли на отдельных негативных примерах огульного опорочивания всего судейского сообщества, адекватно ли, соразмерно взвешены на общественных весах плюсы и минусы в оценках пройденных десяти лет реформ в сфере правосудия, продумано ли, просчитано ли движение в ближайшем будущем в развитии судебно-правовой реформы – все это, понятно, будет дискутироваться»[59 - Там же. С. 68.].

В рамках такой «дискуссии» хотелось бы обсудить только один вопрос из темы о независимости судей, который, по нашему мнению, весьма актуален, хотя в рамках правовой и судебной реформы в свете произошедших и происходящих преобразований, он остался незамеченным и не обсуждался.

Подтверждая мысль о том, что поднимаемая проблема не воспринята как острая, приведем следующую цитату: «Для устранения опасности утраты должности лишь в связи с истечением срока полномочий Закон от 26 июня 1992 года “О статусе судей в Российской Федерации” установил неизвестную в советском государстве неограниченность полномочий судей определенным сроком. Однако предоставление юристу, не имеющему опыта судебной работы, сразу пожизненных судейских полномочий опасно. Потому судьи районных судов и судьи военных судов гарнизонов (армий, флотилий, соединений) впервые назначаются сроком на три года, а затем они могут быть назначены без ограничения срока полномочий (ст. 11 Закона “О статусе судей в Российской Федерации”)»[60 - Стецовский Ю. И. Судебная власть. С. 86.].

На первый взгляд, здесь нет никакой проблемы. Действительно, в чем заключается опасность для независимого мышления судьи, «юриста, не имеющего опыта судебной работы», если он назначается на эту должность на три года? Попытаемся доказать, что данное положение противоречит не только де-юре принципу независимости суда, а точнее – толкованию Европейским судом по правам человека данного принципа, но и де-факто принципу независимости суда в рамках российской действительности.

Прежде всего, хотелось бы понять логику законодателя, закрепившего данное положение. Если претендент на должность судьи отвечает всем цензам, если в результате проведенной скрупулезной проверки его кандидатура признана соответствующей высокому статусу судьи, если этот кандидат в рамках конкурсного отбора оказался лучшим для замещения должности судьи, то почему для него должен устанавливаться испытательный срок? Наверное, было бы неуместно говорить о трехлетием испытательном сроке для хирурга, который «режет по живому» все три года, – вдруг по истечении этого срока выяснится, что он не может заниматься данным видом деятельности. А ведь судья ничуть не меньше (а может, и больше) «режет по живому». Практика работы квалификационных коллегий свидетельствует о том, что «из года в год растет число судей, которые решением квалификационной коллегии лишаются судейских полномочий, т. е. изгоняются из судейского корпуса. В 1998 году число судей, лишенных полномочий, составило 107 человек. Это беспрецедентно большая цифра, которая свидетельствует о принципиальности квалификационных коллегий…»[61 - Лебедев В. М. Судебная власть в современной России. Проблемы становления и развития. С. 48.]. Но раз так, то сам по себе трехлетний испытательный срок как бы ненавязчиво намекает любому человеку, оказавшемуся «на операционном столе» этого судьи о «неполноценности» последнего, хотя он точно так же отвечает перед Богом, обществом и самим собой за принятое решение, как и судья, выполняющий свои функции без ограничения срока полномочий.

С приведенными доводами можно не соглашаться, поскольку они еще не затрагивают сути проблемы, которая, к сожалению, не лежит на поверхности. Умолчать об этой проблеме – значит позволить закрепиться в кадровой политике государства по отношению к судебной власти порочному принципу, который исподволь, незаметно (отчего он становится еще опаснее), но неуклонно будет проникать в сознание судей или претендентов на должность судьи, заражая их болезнью раболепства перед всеми, кто так или иначе способен повлиять на их профессиональную судьбу.

Корень зла в проблеме, о которой необходимо заявить со всей открытостью, питается Его Низостью Страхом, основанным на тайне, на неизвестности, на скрытности. Как известно, тайна и неизвестность – лучшая среда, питающая страх.

Суть обозначенной проблемы заключается в упущении (сознательном?) правовой регламентации одного из этапов наделения судей полномочиями. И прежде чем осветить данный вопрос в рамках ч. 2 ст. 11 и ч. 5 ст. 6 Федерального закона «О статусе судей в Российской Федерации», приведем в качестве иллюстрации пример из жизни.

В 2000 году у одного из судей центральных областей России заканчивался десятилетний срок полномочий. К тому времени этот судья уже имел шестнадцатилетний судебный стаж. Его человеческие, деловые и профессиональные качества не вызывали сомнений, в связи с чем судейское сообщество единодушно рекомендовало продлить его полномочия. Однако как председатель городского суда он не устраивал областное (теперь уже бывшее) руководство двух силовых структур. В качестве «тяжелой артиллерии» были использованы полномочия бывшего представителя Президента России в данном субъекте Федерации. Председателю городского суда было предложено добровольно «перейти» в судьи, т. е. сложить с себя полномочия председателя суда, в противном случае… После того, как ультиматум представителя Президента России был отклонен, в Законодательное собрание субъекта Федерации поступил «тайный блок компрометирующей информации» на данного председателя суда. После более чем тщательной проверки всех «компроматов» Законодательное собрание области абсолютным большинством депутатов поддержало представление квалификационной коллегии судей и председателя областного суда о назначении данного судьи на должность председателя городского суда без ограничения срока полномочий. Дальше все собранные материалы через кадровую службу Верховного Суда России попали в кадровую комиссию при Администрации Президента РФ.

В этом месте повествования о профессиональной судьбе судьи, отдавшего делу отправления правосудия почти всю сознательную жизнь, можно было бы задать вопрос: так какая же из двух «спорящих» сторон – председатель городского суда или представитель Президента России – могла более аргументировано отстаивать свою позицию в кадровой комиссии при Администрации Президента РФ? Отметим, что председатель городского суда не только не смог предстать перед служащими данной структуры, но и достучаться до ее дверей, и узнать, в чем его вина, что ему инкриминировано, почему его кандидатура на должность председателя суда была отклонена Президентом РФ[62 - Нужно быть наивным человеком, чтобы полагать, что при всей занятости Президента РФ он лично изучал или хотя бы что-либо слышал о данном инциденте.].

Этот конкретный жизненный пример в рамках действующей ныне правовой регламентации порядка наделения судей полномочиями приводит к безутешному выводу: на сегодняшний день федеральный судья, назначенный (в соответствии с ч. 2 ст. 11 Федерального закона «О статусе судей в Российской Федерации») в первый раз на должность сроком на три года при существующей «тайне за семью печатями» в кадровой комиссии при Администрации Президента РФ должен в течение трех лет «быть паинькой» для силовых структур, поскольку в силу ч. 5 ст. 6 того же Закона Президент РФ «назначает судей федеральных судов… либо отклоняет представленные кандидатуры», а конфиденциальная информация о деловых, профессиональных и человеческих качествах этого судьи по истечении трехлетнего срока отправления им полномочий собирается (в том числе) из тех источников, которые прямо заинтересованы в раболепстве судьи. При этом данная информация может носить «оперативный характер» и по степени достоверности напоминать доносы 30-х годов прошлого века.

Нетрудно понять, что пока серьезные кадровые государственные вопросы будут решаться кулуарно, без открытой для общества правовой регламентации, без возможности для человека любого ранга присутствовать на ее заседаниях по вопросам, касающимся его лично, выслушивать претензии, давать свои пояснения и т. д., будет существовать возможность принятия данной упомянутой структурой небесспорных решений по кадровым вопросам судейского корпуса, решений, якобы принадлежащих Президенту РФ.

Существующее в Российской Федерации правовое положение о трехлетием «испытательном» сроке отправления правосудия федеральным судьей, впервые назначаемым на должность, с учетом процедуры его дальнейшего назначения и с учетом отсутствия для судьи правовых гарантий на данном этапе, в соответствии с имеющейся практикой Европейского суда по правам человека по оценке независимости суда, подтверждает сделанный нами вывод о том, что в данном случае нарушается принцип независимости судей.

В частности, в деле Кемпбелл и Фелл против Соединенного Королевства Великобритания члены тюремного Совета посетителей назначались на трехлетний срок. Такой срок службы был признан относительно непродолжительным[63 - См.: Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод. Статья 6. Право на справедливое судебное разбирательство. Прецеденты и комментарии. М., 2001. С. 46.].

Если судья понимает, что через три года его жизни и работы от информации, которая может носить «закрытый» характер и поступить из прокуратуры или силовых структур, будет зависеть его дальнейшая судьба, то будет ли «среднестатистический по волевым качествам» человек в течение этого времени «портить» отношения с вышеназванными структурами в интересах конкретных лиц, даже если этого требует истина по делу? Вопрос не риторический. Судебная практика свидетельствует о том, что вновь назначенные судьи почти не выносят оправдательных приговоров. Не потому ли, что высказанные предположения не столь уж фантастичны?

Когда автор настоящей работы в «застойные времена» (в 1985 году) после 9 месяцев отправления правосудия постановил оправдательный приговор за отсутствием события преступления (по ч. 2 ст. 206 УК РСФСР), данный факт вызвал настоящий фурор в юридической жизни Владимирской области. Приговор был, естественно, опротестован и так же естественно отменен областным судом (впоследствии дело было прекращено). Тогда «раннему» судье четко дали понять, что он еще по уровню знаний не дорос до права выносить оправдательные приговоры, хотя с первого дня работы, несомненно, был уже подготовлен к постановлению обвинительных приговоров и назначению наказаний, связанных с длительными сроками лишения свободы.

В самом конце 2000 года, уже будучи достаточно опытным судьей, автор настоящей работы постановил оправдательный приговор (данный пример будет приведен в работе при рассмотрении вопроса о допустимости доказательств), который был также «добросовестно» опротестован и, естественно, отменен областным судом. При этом однозначно негативное отношение к оправдательному приговору высказал как председатель коллегии по уголовным делам, председательствовавший по данному делу в суде 2-й инстанции, так и председатель областного суда, отклонивший представление судьи. Лишь после внесения протеста на определение суда 2-й инстанции, сделанного Первым заместителем Председателя Верховного Суда РФ, Владимирский областной суд вынужден был признать юридическую состоятельность оправдательного приговора, постановленного судом 1-й инстанции. Этот пример не только подтверждает ранее высказанную мысль об имеющем место консервативном мышлении судей вышестоящих судов, но и характеризует реальные условия, в которых находится «молодой» судья, вынужденный считаться с тем, что каждая отмена его решения или приговора в течение трехлетнего «испытательного» срока – черная метка в процедуре великого таинства посвящения его в судьи без ограничения срока полномочий, таинства, которое будет вершиться в коридорах президентской власти с учетом конфиденциальной информации «ревнителей» правосудия, регулярно проявляющих свое правопонимание на страницах областных и республиканских газет.

В рамках поднятой проблемы (по вопросам кадровой судебной политики) существует два варианта решения. Первый – радикальный: признать, что при действующем порядке «кулуарных игр» в коридорах президентской власти трехлетний «испытательный» срок противоречит европейским стандартам понимания независимости суда и, изменив законодательство в этой части, отказаться от «испытательного срока» для судьи. Второй – менее радикальный, но позволяющий формально дать правовые гарантии судье при решении вопроса о назначении его на должность без ограничения срока полномочий. В тех случаях, когда кадровая комиссия при Администрации Президента РФ сомневается в целесообразности наделения конкретного человека полномочиями судьи, он должен иметь право присутствовать на заседании кадровой комиссии, выслушивать имеющиеся к нему претензии, давать свои пояснения.

Если в результате заседания комиссии будет принято отрицательное заключение, то по инициативе судьи или претендента на эту должность все материалы должны быть направлены в Высшую квалификационную коллегию судей. В том случае, если она соглашается с мнением кадровой комиссии при Администрации Президента РФ, решение можно признать окончательным. В случае, если Высшая квалификационная коллегия судей не соглашается с мнением кадровой комиссии при Администрации Президента РФ, Президенту России должны быть предложены оба мнения для решения вопроса по существу. При этом материалы из Высшей квалификационной коллегии должны поступать Президенту РФ в обход аппарата кадровой комиссии при его Администрации.

В обоснование ненадуманности и неисключительности приведенных рассуждений процитируем мнение председателя Санкт-Петербургского городского суда, профессора Санкт-Петербургского Государственного университета В. И. Полуднякова по поводу независимости судей в рамках действующей правовой регламентации их статуса: «Сменяемость председателей, полезность которой очевидна, может повлечь и другие негативные обстоятельства: накопление компромата на действующего председателя, соответствующие контрмеры председателей в отношении возможных конкурентов, а также вмешательство в избирательный процесс в час пик иных органов и структур, заинтересованных убрать неугодного председателя или, наоборот, оставить нужного, по своим, не самым лучшим, соображениям»[64 - См.: Полудняков В. И. Современная российская судебная реформа. На пути в мир правосудия. С. 75.].

С того времени, как были озвучены эти мысли, прошло около двух лет. Эти годы для России стали годами грандиозных изменений. В экономике завершается раздел собственности и территорий влияния. В политике четко обозначилась тенденция стабилизации обстановки на основе усиления и укрепления единоличной власти Президента. В социальной сфере уже невозможно скрыть тот факт, что по уровню жизни российское общество стало представлять собой не однородную серую массу, а раскололось на сверхбогатых, богатых, обеспеченных, бедных и нищих. В области морали постепенно утрачивают свое значение многие душевные ценности, девальвируются такие понятия, как патриотизм, гражданское мужество, национальная гордость, интернационализм. Понятие «правовой беспредел» получило четкое наглядное выражение, в том числе в виде преждевременных для многих политиков и коммерсантов похоронных процессий.

Вполне естественно, что правоприменительные органы в целом, и особенно судебные органы, не стоят в стороне от «столбовой дороги истории». Очевидно также, что экономические предобразования в России вывели на передний план судопроизводства имущественные споры или отношения, в той или иной мере связанные с материальными интересами. В этих условиях судьи столкнулись с новой (по сравнению с периодом двухлетней давности), но вполне реальной опасностью расстаться с судейской мантией, «неосторожно» затронув интересы сильных (читай – богатых) мира сего. Опасность коренится все в той же скрытности и непрозрачности действий Кадровой комиссии при Администрации Президента. В подтверждение сказанного приведем более чем свежий, яркий и наглядный пример.

В 2002 году один из федеральных судей Владимирской области, специалист с десятилетним стажем судебной деятельности, постановил решение, затрагивающее экономические интересы некоторых одиозных фигур крупного банка г. Москвы. Данное решение впоследствии было отменено президиумом Владимирского областного суда, а допущенные судьей процессуальные нарушения по инициативе руководства банка стали предметом рассмотрения квалификационной коллегии судей Владимирской области. Заподозрить современные квалификационные коллегии судей в проявлении корпоративности, зная их состав, довольно сложно. Коллегия вынесла судье замечание за допущенные процессуальные нарушения. Однако еще до заседания квалификационной коллегии «неугодному» судье одним из представителей «обиженного» банка было доверительно сообщено, что руководство банка примет все меры к тому, чтобы материалы о назначении судьи на должность без ограничения срока полномочий, находившиеся в Кадровой комиссии при Администрации Президента уже на момент вынесения судьей злополучного решения, были Президентом отклонены.

После описанных событий прошло полтора года (!), и в конце октября 2003 года в судебный департамент по Владимирской области пришло сообщение из Кадровой комиссии о том, что Президент России (?) отклонил кандидатуру «строптивого». Для судебной системы судья с более чем десятилетним стажем оказался лишним, в то время как его профессиональные и человеческие качества были высоко оценены сразу несколькими, в том числе высшими федеральными структурами и высшими структурами субъекта Федерации, желающими видеть этого судью на ответственных должностях.

Таким образом, истинная, а не формальная независимость суда имеет множество составляющих, одна из которых – реальные правовые гарантии, предоставляющие судье возможность заниматься изучением любого правового конфликта лишь с точки зрения закона, правовой теории, личного жизненного опыта; судья не должен «корректировать» свои выводы по конкретному спору, исходя из конъюнктурных соображений (возникающих в том числе из-за страха потерять работу по милости Кадровой комиссии при Администрации Президента).

Кратко осветив вопрос разделения властей, и прикоснувшись к одной из граней проблемы независимости суда, в рамках раскрываемой темы – судебная достоверность – необходимо рассмотреть общетеоретические проблемы правоприменения, поскольку любое изучаемое социальное явление представляет собой частицу целого и, имея свои специфические особенности и свойства, с объективной необходимостью возникает, развивается и существует на основе тех закономерностей, которые присущи целому.

Глава 3

Общетеоретические вопросы применения права

3.1. Понятие правоприменения

Право (в юридическом смысле) как регулятор общественных отношений представляет собой одно из лучших изобретений человечества, имеющих высшую социальную ценность. Оно – гарант стабильности в обществе. Однако это утверждение верно лишь в том случае, если правовые принципы и нормы «живут», т. е. воплощаются в поведении людей, реализуются ими в разнообразных социальных связях и отношениях. Вопросу реализации права в научной литературе уделяется значительное внимание, и это вполне понятно, поскольку без процесса реализации права (как формы бытия, стороны жизни, способа существования права) вообще бессмысленно говорить о праве, которое в данном случае утрачивает свой социальный смысл.

Под реализацией правовых норм принято понимать совокупность специфических для права способов и форм практического осуществления, претворения, внедрения или воплощения права в общественную практику. Реализация норм права есть процесс превращения идеальных юридических моделей, отражающих нужные для общества состояния, в практическую реальность, в действующую систему общественных отношений. Реализацию права можно рассматривать и как процесс, и как конечный результат[65 - См.: Лазарев В. В. Особенности реализации правовых предписаний // Советское государство и право. 1972. № 2. С. 21.].

Изучая реализацию права с точки зрения результата, исследователь сможет установить, каким образом в конкретном случае (или в аналогичных отношениях и связях) завершился процесс реализации субъектами той или иной нормы либо совокупности правовых норм. Однако для наиболее полного и точного уяснения понятия «реализация права» необходимо раскрыть многообразие и особенности используемых средств правового регулирования, ответить на вопрос о том, какие специально-юридические, психологические, нравственные, эстетические и т. д. особенности характеризуют процесс подчинения воли субъектов государственной воле, выраженной в правовых предписаниях.

В связи с этим «центр тяжести» проблемы реализации права, отмечает H. Н. Вопленко, находится в плоскости изучения самого процесса претворения типичных правовых черт и признаков, которыми сопровождаются правореализационные процессы[66 - См.: Нормы советского права. Проблемы теории. Саратов, 1987. С. 225.]. В свою очередь, любое явление (в том числе такое сложное и многогранное, как реализация права) может изучаться с разных сторон, в зависимости от целей и задач, стоящих перед исследователем, от методов, средств и способов проводимого исследования, от того, в какой плоскости изучается данное явление, и от иных факторов. Таким образом, вполне понятным становится то обстоятельство, что как вопрос о реализации права в целом, так и классификации форм реализации права (как внешнего проявления правореализационного процесса) в частности, в научной литературе является дискуссионным[67 - См., например: Алексеев С. С. Общие дозволения и общие запреты в советском праве. М., 1989; Боннер А. Т. Законность и справедливость в правоприменительной деятельности. М., 1992; Братусь С. Н. Юридическая природа судебной практики в СССР // Советское государство и право. 1975. № 6; Баранов В. М. Юридическая квалификация правомерного поведения в процессе реализации норм советского права: понятие, необходимость, истинность // Актуальные вопросы советского права (теория и практика). Казань, 1985; Вопленко H. Н. Социалистическая законность и применение права. Саратов, 1983; Горшенев В. М. Способы и организационные формы правового регулирования в социалистическом обществе. М., 1972; Гревцов Ю. И. Правовые отношения и осуществление права. Л., 1987; Дюрягин И. Я. Применение норм советского права. Свердловск, 1973; Калмыков Ю. X Вопросы применения гражданско-правовых норм. Саратов, 1976; Карташов В. Н. Институт аналогии в советском праве. Саратов, 1976; Он же. Применение права. Ярославль, 1980; Он же. Правоприменительная практика в социалистическом обществе. Ярославль, 1986; Лазарев В. В. Применение советского права. Казань, 1972; Он же. Эффективность правоприменительных актов. Казань, 1975; Он же. Социально-психологические аспекты применения права. Казань, 1982; Применение права (вопросы истории, теории и практики). Л., 1983; Недбайло П. Е. Применение советских правовых норм. М., 1960; Нормы советского права. Проблемы теории / Под ред. М. И. Байтина, B. К. Бабаева. Саратов, 1987; Орзих М. Ф. Формы реализации норм социалистического права // Советское государство и право. 1968. № 2; Пиголкин А. С. Формы реализации норм общенародного права // Советское государство и право. 1963. № 6; Полента С. В. Аналогия в гражданском праве // Советское государство и право. 1969. № 5; Правоприменение в Советском государстве. М., 1985; Решетов Ю. С. Реализация норм советского права. Системный анализ. Казань, 1989; Судебная практика в советской правовой системе / Под ред. С. Н. Братуся. М., 1975; Тихомиров Ю. А. Действие закона. М., 1992; Яковлев В. Ф. Реализация права и отраслевые методы правового регулирования // Проблемы применения советского права. Свердловск, 1973. Вып. 22.].

Проблема реализации права чрезвычайно важна, актуальна и интересна, однако мы ограничимся лишь тезисным освещением основных форм реализации права, различающихся в зависимости от формы выражения предписания, от характера диспозиций правовых норм, и не будем затрагивать иные классификации форм реализации правовых норм.

В соответствии с делением правовых норм на запрещающие, обязывающие и управомочивающие, а также в зависимости от характера правореализующих действий субъектов права, обусловленного теми или иными правовыми предписаниями, выделяются такие формы реализации права, как соблюдение, исполнение, использование и применение (как особая форма реализации права).

Соблюдение и исполнение права представляют собой самые элементарные формы реализации права, поскольку ими пронизаны общественные отношения и связи в любом социальном образовании, где право выступает в качестве одного из регуляторов общественных отношений. Все без исключения субъекты права постоянно, так или иначе, соблюдают и исполняют правовые предписания. Разграничение первых двух форм реализации права в некоторой степени условно, поскольку исполнение права тесно связано с его соблюдением[68 - В ходе исследования данного вопроса автор пришел к выводу о том, что соблюдение права как одна из форм его реализации по своему содержанию является общим понятием по отношению к иным формам реализации права, поскольку и исполнение, и использование, и применение права (как формы реализации права) невозможны без соблюдения правовых предписаний субъектами права, принимающими участие в реализации права в любой форме. В связи с этим было бы целесообразным, говоря о соблюдении права как о форме его реализации, исходить из того, что это общая форма для любого правореализационного процесса.].

Суть их различия согласно общепринятой точке зрения заключается в том, что соблюдение права выражается в пассивном поведении субъекта права (воздержание от нарушения правовых запретов как разновидность юридической обязанности пассивного типа), а исполнение права предполагает активную деятельность субъекта права (реализация обязывающих норм как активная форма осуществления субъектами своих обязанностей)[69 - См., например: Нормы советского права. Проблемы теории / Под ред. М. И. Байтина, В. К. Бабаева. С. 223–247; Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. М. Н. Марченко. М., 1996. С. 416–432; Теория государства и права: Учебник для вузов / Под ред. Г. Н. Манова. М., 1996. С. 200–216; Малько А. В. Теория государства и права в опросах и ответах: Учебно-методическое пособие. М., 1997. С. 142–143 и др.].

Вместе с тем характеристика соблюдения права (как одной из форм реализации права) лишь через признак воздержания от нарушения правовых запретов, по нашему мнению, несколько сужает содержательную сторону этого правового явления. Суть вопроса состоит в том, что без соблюдения права невозможно его исполнение, использование и применение. Однако если исходить из того, что соблюдение права – это воздержание от совершения действий, запрещенных нормами права, то довольно сложно будет оценить доминирующую роль соблюдения права в любом правореализационном процессе.

По существу соблюдение права является неотъемлемой частью любого правореализационного процесса. Особенность этой формы реализации права заключается в том, что она пронизывает все стадии и стороны правореализационного процесса, имеет всеохватывающий характер, касается каждого праводееспособного субъекта, обеспечивает развитие правомерного поведения и в этом смысле выступает как универсальная[70 - См.: Осипов А. В. Соблюдение норм советского права как форма их реализации: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Саратов, 1980. С. 7.]. Если же говорить об этой форме реализации права в «чистом» виде, т. е. не как о составляющей другой формы реализации права, а как о самостоятельной, то помимо соблюдения запретов данная форма, несомненно, включает в себя соблюдение позитивных предписаний[71 - См.: Там же. С. 7–8.].